— Значит, так, — послышался голос, а меня против воли сгребли себе на руки, удерживая от побега. Мы двигались по площади. Няня щеголяла бриллиантовой сумочкой, ворча во всех тональностях. Но приличные слуги никогда не позволяли себе кричать на хозяина в присутствии посторонних. Поэтому няня кричала молча и копила яд до прибытия домой.
— Давайте я вам что-нибудь куплю? — послышался голос возле моего уха, а мои руки погладили.
— Купите себе совесть! — вспылила я, понимая, что сижу у него на коленях. — Я знаю, где она продается недорого!
— Так почему же вы ее там не купили? — язвительно ответили мне.
— У меня не было денег, потому что папу обанкротил его компаньон! — ответила я, видя, как к нам бежит слуга, размахивая моей туфелькой.
К магазину подъехала еще одна карета. Куда менее роскошная, чем наша. Оттуда вылетела пухленькая дама в мехах. Ей навстречу высыпала стайка девушек, что-то объясняя. Они стали рядком, напоминая ласточек на крыше.
Мы молча сели в нашу карету. Она тронулась. Сделав круг, я увидела, как шторы в магазине опускаются, а вместо радостной надписи: «Открыто! Добро пожаловать!», появляется другая: «Закрыто. Продается».
— Вы что? — удивилась я, провожая взглядом меркнущую вывеску. — Закрыли магазин? Из-за того, что их туфли натерли мне ноги?
Няня сама едва ли не высунулась из кареты, глядя на то, как подъезжают другие покупатели и разочарованно разворачиваются обратно.
— Больше они работать не будут, — послышался твердый голос. — Считайте это моей прихотью. Лучшее утешение — это видеть, когда другим хуже, чем тебе. Просто многие стесняются говорить об этом вслух. Но, согласитесь, боль и страдания других утешают лучше, чем сотня ласковых слов и десятки носовых платков? Ну как? Вам легче?
— Почему вы мне не поверили? — спросила я, пытаясь вернуться к нянюшке, у которой глаза были круглыми, как у совенка.
— После знакомства с твоим отцом мне не свойственна вера в людей, — послышался ответ, которого я не ожидала.
Что это значит? Мой отец — самый честный и добрый человек!
Или я что-то о нем не знаю?
Нет, не хочу об этом думать! Что бы ни сказал этот мерзавец, я ему не верю!
Я встала, едва не ударившись о крышу, и пересела к няне, которая утешала меня. Трость отца упиралась в пол, сверкая набалдашником.
Мы приехали, а меня снова вынесли из кареты и понесли в дом.
— А теперь пошли прочь, мастер заплечных дел! — рявкнула няня так, что, казалось, люстра покачнулась. — Довели девушку!
Через пару минут послышался стук в дверь. В комнату вошел сухонький доктор в пенсне с черным чемоданом. Он внимательно осмотрел мои ноги, сделал несколько назначений, выставляя на стол мази. Пока он выставлял мази, из его чемодана выпала свежая газета.