— Да шас! Ага! Неси седло! — упиралась Катриона, пряча за собой маленькую душу Эвридики. Смертная не хотела идти с Орфеем, а прочитать душу мне не удавалось, потому что постоянно мельтешила Прозерпина. — Пошел вон тебе сказано! Пока Гадеса нет — главная тут я! И я тебе сказала — марш отсюда! Шелести булками на выход! Давай, бренчи отсюда, трубадур! Хреновый ты музыкант, если не знаешь слова «Марш!».
— Что? — опешил я, пока Танатос тихо хихикал, бросая на меня исподлобья странные взгляды, — Это кто назначил ее главной?
— Смотри, — осадил мою гневную тираду Танатос, заставляя вслушиваться в разговор.
— Меня пропустил сам Цербер! — не отступал Орфей, доказывая свою правоту. Вот больше всего не люблю, когда смертные приходят и начинают качать свои права в МОЕЙ Аиде. Тем более, орать на мою смертную.
— Не правда! — влезла в разговор Прозерпина, — Он его опоил!
— Алкаш — Цербер — горе в Аиде, — закатила глаза Катриона, — Это он от Гадеса понабрался. Нет бы чему хорошему собаку научил! Надо объяснить песику, что три головы — три похмельных синдрома!
— Да что… — задыхался я от негодования, а Танатос уже ржал. Значит, мало того, что пока меня нет, Катриона объявила себя главной и узурпировала власть, так еще и оскорбляет! — Танатос, ты это мне хотел сказать? Что у меня отжали трон?
— Нет, Гадес, — все еще хихикая произнес мой друг, а потом резко посерьезнел, — Но ее претензии на трон, возможно, обоснованы.
— Что? — взревел я, выдавая наше местонахождение. Все дружно повернули голову в нашу сторону, а Орфей прижух. Еще бы, видимо он хотел забрать душу жены по тихому, а тут…
— Великий, Гадес! — стушевался Орфей, а потом ударил по струнам своего инструмента. В голове резко помутнело, а все звуки, кроме голоса Орфея доносились, как сквозь вату. — Позволь мне забрать мою жену из твоего царства!
Я слышал, как меня звала Катриона и что-то доказывала, размахивая руками. Танатос тер виски и тряс головой, пытаясь избавиться от назойливого голоса Орфея. Хотя… Ничего же страшного не будет, если я просто отдам одну душу? Может никто и не узнает?
— Гадес, открой нам проход, — просил Орфей, и снова удар по струнам. Какое странное ощущение. Я не понимал, что происходит, краем глаза замечая, как Прозерпина хлещет по щекам Танатоса.
Я поднял руку, давая разрешение на проход Эвридики в мир живых. Орфей улыбался, продолжая перебирать струны. Катриона посмотрела на меня, потом на Орфея с инструментом и закусила губу. Образ маленькой смертной расплывался перед глазами, а в голове зашумело сильнее.
— Офонарел? — заорала Катерина, выхватывая у Орфея инструмент и разбивая его о голову музыканта, — Ты что творишь?