— Вон, гляди, сколько живых ходит! — убеждала я, показывая рукой вокруг.
— Пропал он, — вздыхала девка. — Я ждала его, ждала, а потом несут весточку. Помер! Нашли! Вот и схоронили!
— Как зовут тебя, радость моя? — спросила я, пытаясь заглянуть ей в лицо. Но она его спрятала.
— Аглафера, — вздохнула девка. — Груша…
— А его… Васей зовут? — спросила я, уже мысленно готовясь к ответу.
— Васильком, — со вздохом ответила девица.
— Нельзя было на похоронах убиваться и на могилу бросаться! Иначе приманишь покойника! — встревали бесы. — Бабу одну муж покойный задушил! Убивалась, на могилу бросалась, а он пришел! Вместе с ней пахал, работал, в избу зашли, а наутро от бабы-то коса да кости!
— Вы с оптимизмом не перебарщивайте! — поежилась я.
Ближе к утру мы выучили наизусть и почти без запинки говорили одну фразу: «Негоже мертвому в живой ходить!»
— Он может и несколько раз за ночь! — внезапно заметил Анчутка, когда возле дома послышались шаги.
— Я за него очень рада! — отмахнулась я от бесов, которые уныло сидели на сундуке.
— Приходить! — перебили меня бесы. — Так что карауль ее до утра! Если до петухов убережешь, то все! Считай, спасла! Но лучше, чтобы она сама прогнала!
Тревожная ночь ползла синевой в оконца, шуршала подозрительными шагами, светила огромной луной. В лунном свете девка казалась еще бледнее, чем обычно. Глаза у нее были впавшие, а губы бледные, обескровленные.
— Нет, я все понимаю! — соглашалась я, скрипя лавкой. — Приятно, когда знаешь, где твой мужик, но ты сама подумай! Ноги об него не погреешь! Это сразу минус! А если у него в ответственный момент рука отвалится? А?
Девка то сплетала, то расплетала несчастную косу, нервно теребя старую ленточку. И повязки на руке не было. Это я сразу ревниво подметила. Значит, к болотнику не ходила.
Я дошла до того, что пыталась ей нагадать счастливую судьбу, брак и десяток детишек! Но пока что это слабо помогало!
— Мертвый он! Мертвый! — убеждала я, пока Груша сидела и качала головой. — Помер он! А ты живая! Негоже мертвому к живой ходить! Поняла?
Вдруг в дверь послышался стук.
— Кто там? Катите свои яблочки обратно, на кладбище! — дерзко, чтобы не выдать страха в голосе, заявила я, подходя к двери. — Нет, Грушенька не выйдет! У Грушеньки экзистенциальный кризис. Это заразно!
Стук не унимался. Я осмотрелась, а потом увидела, что окно кухни выходит на крыльцо.
Я глянула в окно и увидела в лунном свете мертвого жениха, стучащего в дверь. Если честно, то выглядел он зловеще. Я даже поежилась.
— Молодой человек! Здесь вам не уполномоченные органы, в которые нужно стучать! — возмутилась я, не зная уже, как прогнать его. Самой страшно!