Византия (Никольский, Марченко) - страница 184

Лошадей мы к тому времени сдали графским оруженосцам, как и сам граф со своим окружением ещё перед появлением на площади. А она уже заполнена зеваками, в числе которых мелькают явно, судя по прикиду и источавшим высокомерие физиономиям, представители дворянства. Те держатся в стороне от простолюдинов.

В толпе напротив нас стоит группка аристократов в парадных рыцарских одеяниях, в которой я вижу не кого иного, как маркиза Альфонса Лиможского и его друзей, ставших свидетелями моего позора на узких улочках Клермона. И было это всего-то пару месяцев назад, а кажется, будто прошла целая вечность. А на безымянном пальце его посверкивал рубином перстень, подаренный мне когда-то после бурной ночи ведьмой Адель.

Интересно, каково ей сейчас в аду, если тот существует? И тут же кольнуло где-то в груди. Всё же я немного бесчестно поступил с этой женщиной, втёрся, так сказать, в доверие, после чего самым бесцеремонным образом подсыпал в вино отраву. И где-то её дитя осталось без матери, сироткой.

А между тем Альфонс тоже узрел нас с Роландом, и его брови поползли вверх. Ещё бы, вряд ли он ожидал увидеть полунищих шевалье, даже не имевших собственных оруженосцев, в таких нарядах и при таком оружии, да ещё в окружении самого графа Оверни Гильома VII Молодого. А потом нахмурился, дёрнув верхней губой, непроизвольно или намеренно схватив пальцами правой руки рукоять висевшего слева меча. Я в ответ нагло ухмыльнулся и не только погладил пальцами оголовье меча, но и слегка вытащил его, на несколько сантиметров, из ножен. Обрамлённые щегольски подстриженными усиками и бородкой губы маркиза задвигались, произнося в мой адрес явно какое-то ругательство или угрозу, я же, продемонстрировав снова снисходительную улыбку, демонстративно переключил своё внимание на Роланда, решив обсудить с ним оставшийся путь на Ближний Восток, прикидывая, когда наконец уже ступим на Святую землю. Встрявший в разговор Вим даже размечтался, как мы будем играючи рубить головы сарацинам, на что я отвечал ехидной улыбкой.

В храм пока никого не пускают, приходится стоять на специально отведённом для графа и его приближённых, в число коих мы вошли, месте. Причём на солнышке, которое припекало уже достаточно изрядно.

Наконец появляются примас Венгрии и Апостолический легат Святого Престола, архиепископ Эстергомский Макарий, а с ним кардиналы Теодвин и де Бар, магистр тамплиеров, епископ Оттон, капеллан Одон Дейль, и крестные принца — король и королева Франции. Здесь же и Конрад III в качестве важного гостя, а с ним его племянник, польский принц Болеслав — длинный, плечистый парень лет двадцати, симпатичное добродушное лицо с крупными чертами, светло-русая шевелюра, лихо закрученные усы и карие глаза. Чем-то напоминает польского актёра советских времён Станислава Микульского, запомнившегося ролью капитана Клосса в сериале «Ставка больше, чем жизнь». На принце белая котта с красным орлом, на груди и растопыренных крыльях которого изображён жёлтый лежащий полумесяц и над ним — такой же крест.