Под вопли толпы они прошествовали в собор, и минуту спустя появился королевский кортеж. Представлял он собой дальний прообраз кареты — прямоугольную повозку с четырьмя столбиками по углам, на которых держался навес, под ним два стоящих рядом кресла. На одном восседал король Гёза, на втором — его супруга Фружина с младенцем на руках, облачённым в длиннющую белую рубаху, похожую на платье. Где-то я читал, что длиннополая одежда символизирует длинную жизнь, а белый её цвет — чистоту души, практически возвращение в рай. Малыш сладко посапывал, однако, разбуженный воплями толпы, зашёлся в плаче. Я видел маленький раззявленный ротик и зажмуренные глазки, с которых Фружина кончиком кружевного платка стирала слёзы и говорила что-то успокаивающее.
Ходовая часть кареты была без рессор, и у меня тут же мелькнула мысль, что эту вещь можно внедрить раньше на несколько столетий, нежели это случилось в моей реальности. Но это потом, пока же из храма выходит церемониймейстер с мечом, объявляя, что церемония скоро начнется, и просит пройти в собор приглашённых. Гильом двигается вперёд, а мы следом, стараясь не отстать. Помощник церемониймейстера или кто он там, но тоже важный и надутый, как индюк, сверяется со списком, чтобы лишние люди не попали внутрь.
Всё это затягивается минут на пятнадцать, но наконец мы занимаем свои места. В соборе французы, венгры и вассалы кайзера размещаются отдельно — последние во главе со своим монархом и польским принцем. За ними прочие, заняв места в соответствии с неофициальной «табелью р рангах», согласно знатности и могуществу. В венгерской и французских группах похожая ситуация, только с венграми нет их монархов, а наши король с королевой стоят отдельно у алтаря, вместе с церковниками. Мы с нашим графом занимаем места довольно близко к купели, ближе нас только герцог и герцогиня Бургундские (сегодня, в виде исключения, она в платье), и ещё несколько знатнейших и сильнейших вассалов короны. Маркиз со своими людьми снова расположился напротив и подальше нас от купели, согласно той же феодальной «табели о рангах».
Тем временем наконец-то появляется королевская чета. На Фружине небесно-лазурного цвета платье и украшенная самоцветами диадема. На Гёзе изумрудный с золотой оторочкой камзол и синие, заправленные в красные сапоги штаны. Пояс украшен серебром, ножны меча сверкают каменьями. Ну цыган цыганом!
А я замечаю, как взгляд Людовика задерживается на группе дворянчиков, которую возглавлял Альфонс, а на монаршем челе пролегает глубокая складка. И смотрит он явно на маркиза, который пока не замечает этого, продолжая о чём-то перешёптываться со своим дружком. Та-ак, и что бы это значило? Уж не на руки ли Альфонса смотрит Людовик… Не на перстень ли, так хорошо ему знакомый?