Он помолчал какое-то мгновение, а потом добавил:
— Помимо прочего.
«Вот оно, — подумал я. — Сказанное сейчас Фуко — подлинная революция сознания. Все другие философы на Западе начинали и закачивали разумом и идеями. Для него же главнее всего тело и сила дискурса».
— Я сейчас пишу книгу о теле, — признался Фуко.
— Мне не терпится прочитать ее, — сказал я. — С таким определением человеческой природы вы не оставили камня на камне от всей западной философской традиции. Со времени моего первого путешествия в Долину Смерти я не переставал спрашивать себя, почему, начиная с Платона, философы и теологи последовательно хулили тело и прославляли дух.
Фуко, судя по всему, согласился с моей оценкой, но не стремился развивать эту тему далее. Очевидно, он просто не хотел разговаривать о философии. Мишель и Майкл разбрелись в разные стороны, изучая все вокруг, время от времени они останавливались, чтобы внимательно рассмотреть гальку, лежавшую на земле, порой кто-то из них влезал на какую-нибудь миниатюрную горку, чтобы окинуть взглядом ту или другую вершину, возвышавшуюся вдалеке на фоне темно-синего горизонта. Раскрашенные в яркие цвета слои стенок каньона, они изгибались подобно волнам и постоянно меняли свою толщину.
Я предложил Фуко вместе со мной подняться на выступ, расположенный в ста футах над нижним уровнем пустыни, откуда на нее открывался прекрасный вид. Он вскарабкался по крутому склону с ловкостью акробата. На горизонте прямо перед нами пик Телескоп буравил своей вершиной небо, с которого солнце заливало своим светом долину, раскинувшуюся на двенадцать тысяч футов ниже ее. Майкл расположился на находившемся по соседству холме и включил портативный магнитофон. Пока мы смотрели на тени, вытянувшиеся через равнины, образовавшиеся на местах высохших озер, звуки композиции Чарльза Айвза «Три места в новой Англии» эхом гуляли между стенами каньона. Я и Фуко начали громко смеяться, когда они обрушились на нас, пока мы глазели на солончаки, блестевшие как глазурь на свадебном торте.
— Знаете, — сказал Фуко. — Жене предпочитает смех сексу.
Его признание выглядело так забавно, при мысли о том, сколь важную роль сексуальная тема играет в творчестве этого великого писателя, что мы развеселились еще больше. Тем временем расположенная перед нами гора прямо у нас на глазах приняла очертания пирамиды майя.
— Как по-вашему, в какое-то другое время, в какую-то иную эпоху люди воспринимали землю так, как мы делаем сейчас? — спросил я Фуко.
— Нет, — ответил он уверенно. — Никогда ранее в истории никто не видел ее в таком обличии, как она теперь предстала перед нами.