После того как мы еще немного побродили по горам, Майкл дал знак, что пора возвращаться.
— Уезжать! — воскликнул Фуко удивленно. — Как мы можем покинуть такую красоту? Что мешает нам не остаться здесь? Я не могу представить себе более прекрасного места.
В конце концов, Майкл уговорил его. Мы спустились вниз по извивавшейся змеей тропинке, окруженной величавыми валунами, напоминавшими скульптуры Генри Мура. Я обернулся назад, чтобы посмотреть, как чувствовал себя Мишель. Он медленно плелся, касаясь руками шершавой поверхности камней. Я громко процитировал слова Гераклита: «Куче мусора, наудачу высыпанного, подобен самый прекрасный космос!» Он улыбнулся. Добравшись до парковочной площадки, мы все не удержались и, обернувшись, долго смотрели назад на восхитительный пейзаж, чьи краски уже начали меркнуть под воздействием сумерек.
Мы медленно ехали по Артистс-драйв, и у меня создалось впечатление, словно я оказался в гроте с картины Леонардо «Мадонна в скалах». Все стало ясным и понятным. Мои ощущения обострились неимоверно, разум уподобился многофункциональному прибору. Я мог говорить, думать, желать, слышать, видеть, мечтать одновременно, мне открылись самые потаенные уголки памяти, недоступные обычно. Я чувствовал себя совершенством, невообразимый восторг охватил меня.
Миновав пустынные горы целыми и невредимыми и добравшись до шоссе 178, мы с облегчением перевели дух и, остановившись на какое-то мгновение, постарались насытить легкие прохладным воздухом, дувшим со стороны солончаков, а потом повернули направо и поехали на север. Сидевший за рулем Майкл особо не гнал, позволив нам насладиться видом горы Машрум.
Мы проехали Золотой каньон, стены которого местами блестели в лучах заходящего солнца, а слева от нас осталось Девилс-Голф-Корс, большое соляное месторождение, на спутниковых снимках напоминающее покрытый льдом город. Наша дорога шла вдоль впадины Бэдуотер, глубина которой в каком-то месте достигает триста футов ниже уровня моря, что делает его самой низкой точкой Северной Америки. Видневшиеся далеко впереди разноцветные горы выглядели особенно эффектно на фоне слегка светящих и бегущих по небу облаков.
Наблюдая за их движением, я вспомнил картины Гогена и сказал об этом, а потом добавил:
— Как Арто мог так презирать его и называть художником призраков, когда сравнивал с Ван Гогом?
— Ах, Арто был ужасным снобом, — ответил Фуко. — Ван Гог только входил в моду, когда он написал эту статью, и Арто хотел опередить всех других.
— Все либо модерн, либо декоративное искусство, — пробубнил Майкл философски.