Когда мы покинули аудиторию, Фуко заявил, что разочарован своим выступлением. Он пожаловался, что ему постоянно хочется спать и время от времени он чувствует, что не в состоянии совладать с собой. Я объяснил ему, что это последствия наркотика, но что энергия вернется к нему, когда он снова окажется в комфортной среде.
Мы пришли в дом, где подготовка к вечеринке в его честь шла полным ходом. Майкл украшал потолки ветками эвкалипта. Я пригласил рок-группу из Голливуда для развлечения гостей, которых была сотня или даже больше. Фуко легко смешался с толпой, он увидел калифорнийскую молодежь во всей красе этой ночью и сам не ударил в грязь лицом, отвечал улыбками на улыбки и часто вступал в разговор. Большинству гостей были интересны его впечатления от Калифорнии.
— Я просто влюбился в нее, — повторил он множество раз. — Вы живете в одном из лучших мест на земле.
Он постоянно подчеркивал, сколь сильно ему понравилось разнообразие стилей жизни и желание людей экспериментировать с ними, а также чудесный климат, позволяющий оставаться в контакте с телом, в буквальном смысле видеть его.
— И у вас такая интеллектуальная свобода, и жизнь здесь буквально бьет ключом, — сказал он. — Идеологические догмы и ангажированность по-прежнему процветают во Франции, и, по сравнению с Калифорнией, мы живем там в атмосфере интеллектуального террора.
— Во Франции бывают вечеринки, подобные этой? — спросил Мишеля один из студентов.
— Нет, Франция все еще слишком консервативна, — ответил он коротко с улыбкой.
Другой студент признался, что не читал ни одной из его книг.
— Но вам вовсе не обязательно делать это, — успокоил его Мишель.
Молодая дама спросила его мнение относительно освобождения женщин.
— Я скажу так, — ответил он. — Женщины не должны игнорировать тот факт, что они всегда обладали огромной властью в нашем обществе. Они же растили детей.
— В своем выступлении этим вечером вы назвали Сартра «подлинным гением», — спросил протиснувшийся к нему профессор. — Что вы думаете о его работе «Критика диалектического разума»?
— Я несколько раз пробовал читать ее, но так и не продвинулся далее первых пятидесяти страниц. Сомневаюсь, сделаю ли я еще попытку.
Другой напыщенный и, в отличие от меня, имеющий постоянный контракт профессор, раздуваясь от важности, пропыхтел:
— Что вы думаете о Камю?
— Было бы интересно посмотреть, как он повел бы себя во время революции в Алжире. Какое разочарование, что он получил Нобелевскую премию по литературе как француз, когда она присуждалась ему одновременно как французу и алжирцу. Это, пожалуй, указывает, на чьей стороне он находился бы во время гражданской войны.