цели, вам надо делать их для чего-то конкретного, но вы также должны понимать, что их смогут использовать и как-то иначе.
Идеальный вариант — это делать не инструменты, а бомбы, поскольку, когда вы используете их, никто больше не сможет найти им применение. И здесь я должен добавить, что лично у меня никогда и мысли не возникало создавать бомбы, так как мне не нравится убивать людей. Я бы хотел писать книги взрывного свойства, то есть полезные только в тот момент, когда они написаны или же прочитаны людьми. Затем они исчезали бы. Книги должны быть такими, чтобы они могли исчезать сразу после их прочтения и использования. Они должны напоминать бомбы, но не более того. После взрыва людям могло бы запомниться, что при нем получился очень красивый фейерверк. Спустя годы историки и все другие могли бы рассказывать, что такая-то и такая-то книга была полезной, как бомба, и, исчезая, подарила красивое зрелище.
Ну, я хотел бы сказать вам большое спасибо. Я получил огромное удовольствие, слушая ваши вопросы и отвечая на них. Мне очень понравилось все, что вы говорили и что вам известно о моем скромном творчестве. По-моему, мне удалось оправдать ваши ожидания, и я благодарен вам за то, что вы так много знаете. В любом случае я с удовольствием встретился бы с вами снова.
СРАЗУ ЖЕ ПОСЛЕ ДИСКУССИИ профессор сравнительного литературоведения устремился к Фуко и попросил его все-таки дать свой комментарий относительно Арто.
— Я не могу, — ответил Фуко. — Вы же видите, меня действительно не интересует литература.
Тем временем профессор американского государственного управления подошел сбоку к нему и признался, что он с удовольствием посещал бы его лекции и познакомился с новыми идеями относительно криминологии, но ни о чем подобном не могло идти речи. Помимо прочего, что подумали бы его коллеги, не говоря уже об администрации. Он потерял бы гранты и престиж.
Прежде, чем Фуко успел ответить на идиотизм, который тот нес, я обнаружил рядом влиятельного придурка, профессора американской истории. Я любезно представил Фуко ему, но Его Высочество, казалось, даже не услышал меня. Стоя перед почетным гостем из Франции, он несколько мгновений тупо таращился на него, а потом удалился. Меня удивила такая невоспитанность, я знал, что он был одержим Америкой, и после своей единственной поездки за пределы страны, в Париж, гордо рассказывал, что сбежал назад в США уже через два дня, поскольку ужасно скучал по родине. Я подозреваю, ксенофобия вкупе с гомофобией стала причиной его столь нетактичного поведения по отношению к Мишелю Фуко.