– Какой же ты славный, хороший пес. Будем друзьями.
И не успел Борис ее предупредить, как она уже гладила Джека по голове и даже почесывала ему за ушами. К удивлению Бориса, Джек не только не укусил Катю, не только не заворчал на нее, но даже стал учтиво помахивать хвостом и прижиматься головой к ее ногам.
Когда все вещи были погружены в небольшие санки, и выяснилось, что им самим там уместиться не удастся, Катя предложила:
– Что мы будем ночью пешком тащиться? Да и ты наверно устал? Давай отдохнем до утра. Тут недалеко у меня знакомые из райпотребсоюза есть. У них поспим, а утром и тронемся домой. Борис согласился.
Спали они на полу, на перине, постланной им хозяйкой. Легли, не раздеваясь и почти не разговаривая, заснули. Оба они чувствовали себя как-то неловко. Ранним утром следующего дня, подзакусив, отправились в путь. Это было 31 декабря 1945 года.
Алешкин в течение нескольких дней не хотел вести никаких переговоров с райздравотделом, не хотел являться в военкомат и тем более в НКВД.
Джек бежал впереди, за ним шагала лошадка, таща основательно загруженные санки, а следом, взявшись за руки, шли Борис и Катя.
Борис рассказывал Кате о своем путешествии, расспрашивал ее о работе, о ребятах и вообще о жизни в Александровке. Она отвечала довольно односложно и шла, задумавшись.
Борис, чувствуя себя виноватым, был смущен, и это смущение старался прикрыть напускной веселостью. На душе у него было неспокойно. Он все время думал о злосчастном письме: получила его Катя или нет. Этот вопрос волновал его больше всего. Спросить прямо он не решался. Так и продолжал болтать о всяких пустяках, почти не умолкая.
Прошли станицу Котляревскую. Она еще до сих пор не отстроилась: местами торчали одни печные трубы, а от конопляного завода остались одни развалины.
Когда они вышли снова в степь на ровную дорогу, окруженную небольшими сугробами, Катя остановила лошадь и сказала:
– Давай отдохнем немного, посидим, – и с этими словами она присела на краешек саней. Борис бросился к ней, пытаясь ее обнять и поцеловать, но она вывернулась, вскочила на ноги и громко сказала:
– Ты на фронте-то там напрактиковался с разными бабенками, а я здесь от этих нежностей отвыкла, не до того мне было. Слишком много на мою долю досталось. Не лезь ко мне. Давай-ка лучше поговорим.
Борис отскочил, как ошпаренный, и стал на обочине дороги, опустив голову.
Он залился краской стыда и молчал, не зная, что сказать. Катя продолжала:
– Зачем ты приехал? Забрать у меня детей? Ты что же, думаешь, я тебе их отдам? Больше того, что ж ты думаешь, они поедут от меня? Думаю, что ты ошибаешься. Ну, что ж ты молчишь? Отвечай! Или ты только пакостить умеешь? А ответ держать трусишь?