Борис приподнял голову и умоляюще взглянул на Катю. Он силился сказать что-нибудь в свое оправдание, но не мог. Его язык не повиновался ему. Катя заговорила вновь:
– Получила я твое проклятое письмо. Как я, только прочитав его, жива осталась? Спасибо Элке, она меня поддержала. Ведь ты даже и не представляешь, что у тебя есть почти совсем взрослая дочь. Ей уже 18-й год идет, и она такого горя насмотрелась и столько испытала, что совсем взрослой стала.
Я все время чувствовала, что около тебя есть женщина и, может быть, не одна.
Это чувствовалось по тону, по содержанию твоих писем. Я мирилась с этим… Знала, какой ты неустойчивый в этом отношении человек, но считала, что это все временные увлечения, которые улетучатся как дым.
Но когда я получила то письмо… Да, да, написанное карандашом. О котором ты и до, и потом предупреждал меня. Я не только была оскорблена до глубины души. Мне показалось, что я как-то сразу разлюбила тебя. Что там, на фронте, не ты, а какой-то чужой, совершенно посторонний мне человек. Много я передумала в бессонные ночи после этого письма. Много ответов написала тебе, конечно, не послала… А ты?!
Правда, вслед за этим письмом я получила несколько твоих ласковых и хороших писем, в которых ты вымаливал себе прощение и объяснял посылку этого письма глупым и досадным недоразумением.
Хорошенькое «недоразумение», оно чуть не стоило мне жизни!
Ну, что же ты молчишь? Я все-таки решила ждать тебя, увидеть тебя, посмотреть тебе в глаза и понять, что же ты все-таки за человек? – С этими словами Катя вновь присела на краешек саней.
Борис молча опустился на колени на снег, покрывавший дорогу, взял Катину руку, прижался к ней губами, затем поднял на нее глаза, из которых текли слезы и сказал:
– Прости меня, если сможешь! Я был и есть только твой!
– Не ври, – сердито возразила Катя, – говори мне всю правду. Рассказывай! Да, так сидеть холодно, вставай. Пойдем! Дорогой все и расскажешь.
Они снова двинулись в путь.
Джек, когда лошадь остановилась, вернулся назад и в продолжение описанной сцены стоял на обочине дороги и с любопытством рассматривал не совсем понятное поведение этих людей, теперь уже казавшихся ему одинаково близкими. Как только лошадь тронулась с места, он убежал вперед.
По дороге Борис рассказал своей жене о своих «похождениях» во время войны. О второй Кате, с которой он провел последние два года жизни, о том, что она была его хорошей помощницей в работе и о том, что он считал ее настоящим другом. В его словах было много теплоты по отношению к той женщине, и Катя невольно подумала: «Он еще любит ее».