.
Тви и Падлу казнили за убийства. Однако людей казнили и за множество других преступлений, и угроза смертной казни была реальна для всех. Нередко поводом для обвинений становилось нарушение культурных правил. При этом правила обычно были более лояльны к мужчинам. Антрополог Ллойд Уорнер в 1920-х годах прожил три года с племенем мурнгин (сегодня их чаще называют йолнгу). Как и во многих других сообществах, женщинам там под страхом смерти запрещалось вмешиваться в тайные мужские дела.
Несколько лет назад клан Лиагомир проводил священную церемонию с использованием тотемной символики (раскрашенные под коврового питона деревянные горны). Две женщины прокрались на церемониальную площадку, подсмотрели, как мужчины гудят в горны, и, вернувшись в женскую часть лагеря, рассказали всем, что они видели. Когда мужчины вернулись в лагерь и услышали об этом, Янинджа, глава клана, спросил: “Когда мы убьем их?” Все ответили: “Прямо сейчас”. Провинившихся женщин немедленно предали смерти члены их собственного клана с помощью [мужчин из другой группы]>13.
Правила играли такую огромную роль, что один человек мог убить другого за их нарушение, даже если это шло вразрез с его собственными интересами. Дейзи Бейтс, этнограф-любитель, в начале XX века писала об аборигенах Западной Австралии. Мужчины должны были следовать определенным правилам в сексуальной жизни. Их могли убить, если они вступали в связь с обрученной девушкой, уводили девушку, проходящую обряд “менструального изгнания”, или вступали в половой контакт до того, как прошли обряд инициации. Бейтс была свидетельницей такой истории. Молодая женщина влюбилась в юношу, который в тот момент жил в уединении, выполняя обряд инициации. Влюбленная девушка пришла к нему, чтобы признаться в своих чувствах. Он знал, какое наказание грозит ему, если он нарушит правила. И чтобы не подвергать свою жизнь опасности, он убил ее. “Он смог доказать клану, что его действия были обоснованными, и избежал наказания”>14.
Мы склонны романтизировать жизнь в небольших сообществах, считая, что она полна очарования. Во многих отношениях это действительно так. В отличие от централизованных диктатур, лишенные лидеров группы кочующих охотников-собирателей или деревенские жители, занимающиеся подсечно-огневым земледелием, представляют собой истинно плюралистические общества. Все вопросы там решаются сообща. Каждый голос имеет значение. Никому не позволяется грустить в одиночестве. Каждый человек живет с чувством мощнейшей социальной поддержки, и повседневная жизнь, как мы уже видели, протекает очень мирно. Вдобавок ко всем этим удовольствиям группы и стоянки не принадлежат ни к каким государствам. Все они составляют часть единой, более крупной сети, в которой люди говорят на одном и том же диалекте или языке и принадлежат к одной и той же культуре. Между соседними группами могут иногда возникать конфликты или столкновения, однако в политическом плане все они равны, и в их взаимоотношениях нет ни иерархии, ни подчинения.