– Она сказала мне, что все начнется именно здесь, – сказала мама, плотнее кутаясь в пальто. Его ворот распахнулся, и я заметила блеснувшее ожерелье с амулетом Исиды – моим амулетом. Я потрясенно уставилась на него, но вот мама снова подняла воротник, и амулет скрылся из виду. – Если мы рассчитываем поразить врага, начинать нужно с обелиска. Мы должны выяснить правду.
Отец нахмурился, словно никак не мог решиться на что-то. Потом, помедлив, очертил защитный круг – голубые меловые линии на асфальте. А потом коснулся основания обелиска, и круг засветился.
– Не нравится мне это, – покачал головой отец. – Может, тебе стоит попросить у нее помощи?
– Нет, – твердо отказалась мама. – Я знаю пределы собственных возможностей, Джулиус. И если я снова попытаюсь…
Мое сердце пропустило удар. Снова всплыли в памяти слова Искандара: «Она видела вещи, которые заставляли ее обращаться к необычным советчикам». По маминому взгляду мне стало ясно: она общалась с Исидой.
«Почему ты мне не сказала?» – хотелось мне крикнуть.
В руках отца появились посох и жезл. Он взял их на изготовку.
– Руби, если мы потерпим неудачу…
– Мы не можем потерпеть неудачу, – твердо сказала она. – От этого зависит судьба всего мира.
Они поцеловались – как будто чувствовали, что должны попрощаться. А потом подняли посохи и магические жезлы и принялись нараспев читать заклинание. Игла Клеопатры сияла все ярче, наливаясь силой.
Очнувшись, я тут же отдернула руку от саркофага. В глазах щипало от слез.
«Ты знала мою маму, – мысленно заорала я на Исиду. – Ты побудила ее открыть обелиск. Это из-за тебя она погибла!»
Я умолкла, ожидая, как станет оправдываться вероломная богиня, и готовясь снова на нее наброситься. Но вместо ответа перед моими глазами возникло новое видение: призрачный образ моего папы, чуть мерцающий в светящемся ореоле золотого гроба.
– Сейди. – Он улыбнулся. Его голос звучал глухо, безжизненно. Таким я слышала его по телефону, когда он звонил мне издалека – из Египта, Австралии или еще бог весть откуда. – Не вини Исиду. Никто из нас не знал толком, чем грозит наше вмешательство. Даже твоя мама могла видеть лишь отдельные образы будущего, но не всю картину. Но когда пришло время действовать, твоя мама приняла свою роль сознательно. Это было ее решение.
– Какое решение? Погибнуть? – завелась я. – Исида должна была помочь ей! И ты… ты тоже ничего не сделал, чтобы спасти ее! Я тебя ненавижу!
И как только я это сказала, внутри меня что-то надломилось, и я разревелась.
Мне вдруг стало ясно, что я хотела бросить папе в лицо эти ужасные слова уже много лет. Он один был виноват – в том, что умерла мама, в том, что я осталась одна. Но теперь, когда я наконец выплеснула скопившуюся во мне обиду, вся злость куда-то улетучилась и осталось только чувство вины.