— Му!
— Да, радетель!
— Можешь привести сюда завтра своих детей?
— Да, а зачем?
Она долго изучающе смотрела на него. Жестом предложила еще отвара. Он повиновался. Опустил лицо в ведро с водой, обтерся тканью.
— Мы их накормим козой.
— Их? Накормим?
— Да! — И стукнул ребром ладони по столу. Голова хоть немного прояснилась? — И у Айо есть женщина, ты знаешь. Пусть она тоже придет.
Она покачала головой:
— Что же ты с собой сделал?
Он пожал плечами:
— Который час?
— Скоро девять.
— Иди-ка ты домой. Уже поздно.
— Я никуда не уйду, пока ты не протрезвеешь.
— Ладно. — Тишина. Окунул лицо в воду, отпил отвара. — Му!
Она подавила смешок.
— Да?
— Я сделал это, ты знаешь.
— Что это?
— Я дал им еду, которую они хотели. Дочка Интиасара и остальные. Не знаю, зачем она им. Ты же знаешь, я так никогда не поступаю. Люди думают, что я читаю их мысли, но я не умею. Но им это нужно. То, что я им дал.
В голове стало проясняться. Чуть-чуть. Ему показалось, что ее голос смягчился.
— Это хорошо. Значит, мы не будем готовить?
— Ну, для твоих детей будем. И для Чсе. Завтра.
Она неловко потрепала его по плечу:
— Тебе лучше?
— Немного.
— Помнишь, тебя тут хотят видеть? Он долго ждет.
— Похоже, дождь собирается.
— Да. Радетель.
Он застонал:
— Я не могу, мне нужно еще кое-куда сходить.
Она схватила его за руку.
— Это вряд ли.
* * *
Зебедайя Реми вошел в «Стихотворное древо» так, словно не раз в нем бывал; может, и бывал. Это был низкорослый толстый мужчина с обмякшим телом. Завьер помнил это лицо: он присутствовал на погребении Найи в прибое. Когда ему, казалось, нечего было делать или говорить, он глядел на незнакомца, стоявшего чуть поодаль от их группы и безутешно рыдавшего. Он понял, кто это: мужчина оплакивал свою любовь.
Возможно, его сюда привела Найя. Возможно, они сидели тут за столом, держались за руки и целовались, покуда он ходил на рынок. Возможно, Найя этого заслуживала.
А возможно, он сам этого заслуживал.
Зебедайя говорил размеренно, не извиняясь и не набрасываясь. Он сказал, что благодарен за гостеприимство, с учетом обстоятельств. Он был уверен, что Завьер не хотел его видеть, и, по правде говоря, это взаимно. По его словам, он весь день провел у себя в мастерской, работая над большим фабричным заказом на игрушки из дутого стекла: ему надо было вставлять в черные бусины крошечные желтые бисеринки, потом выдувать белые бусинки в форме сердечек и крошечный красный гибискус, для чего он выдувал стеклянные капли из полой стальной трубки, потом раскачивал и крутил эти капли; а еще отливал из раскаленного вязкого стекла множество волчков и глазки для кукол. Обычно он трудился без отдыха с утра до вечера, без помощника или ученика. Потому что когда он работал в одиночестве, мог лучше сосредоточиться, и его не отвлекали никакие посторонние мысли. И так бы вышло и сегодня, если бы не радиоприемник на соседском участке.