— Я? Ко мне это не имеет никакого отношения. Я — целительница.
Крик становился все громче и жалобнее.
Анис вцепилась в рукав Микси.
— А где… другие женщины? Если это случилось с нами, то могло произойти и с другими!
— Твоя тоже выпала? — Микси явно удовлетворило услышанное.
Крик на долю секунды прервался, но потом раздался с новой силой — так отшлепанный ребенок после приступа рева замолкает перед новой порцией воплей. Микси цокнула языком и бросилась к закрытой двери. Решительно настроенная Анис, выпрямив спину, двинулась следом. Ее руки до запястий были покрыты серебристой пленкой, словно она окунула их в серебряную краску.
Три минуты потребовалось Данду и Сонтейн на оживленный обмен любезностями и еще семь — чтобы незаметно забраться на чердак. Чумазые и улыбающиеся, они оказались в духоте, среди всякого хлама, — но там было самое подходящее место, чтобы подержаться за руки и поразмыслить о предстоящем им завтра Великом Событии.
Они. Поженятся.
После того как они подержались за руки, Данду нежно уткнулся носом в шею Сонтейн. Хихикая и ежась от щекотки, она села между старыми лампами и винными бочонками, удовлетворенно вздыхая, когда он осторожно раздвинул на ней платье. Эта часть доставила им особое удовольствие: он прикасался губами к ее соскам и поглядывал на ее лицо — удостовериться, что его язык делает ей приятно, он терся о нее и в последний момент отшатнулся, не желая запятнать ее платье. «Ты можешь это сделать, Данду, — сказала она ему месяца два назад тихим голоском, когда их любовная игра стала невыносимо мучительной. — Тебе же так больно!» Но он помотал головой; его ужасала сама мысль — взять то, что она еще не была готова ему отдать. Ему не хотелось уподобляться тем ужасным мужикам.
Да и в любом случае он не знал, что делать.
Он взглянул на нее. Пухлые губы, нежный доверчивый взгляд, легкая улыбка, которую на лице другой женщины можно было бы счесть насмешливой, но ее улыбка светилась любовью. Сегодня она и сама терлась о него, прижимаясь промежностью к его бедру. Это было что-то новенькое. Он любовался ее темным сияющим телом, уже не довольствуясь давно знакомыми ему чудесными грудями. И ему вдруг в этот последний момент нестерпимо захотелось чего-то большего. Можно ли ему потрогать ее немного иначе, чем ей нравилось? Можно ли ему хоть намеком получить подтверждение того, что он способен доставить ей наслаждение? Она же могла его чуть-чуть обнадежить.
Он слизал масло с ее кожи. Он целовал масло.
Ее глаза расширились.
Он втолкнул кончик языка ей в пупок и услышал, как крепко сдвинулись ее бедра. Он старался не заглядывать ей в глаза, опасаясь, как бы все не осложнить. Раньше он уже видел на ее лице такое выражение. Оно стоило ему многих ночных эрекций и являлось в кошмарных снах. Выражение панического ужаса на милом лице, когда его ласки грозили зайти слишком далеко.