Бакингэмшир, лето 1865 года
Юные леди не лежат плашмя на ковре за диваном в библиотеке и не играют сами с собой в шахматы. И не набивают рот леденцами до завтрака. Люси знала это прекрасно. Однако таких тоскливых летних каникул у нее еще не было: Томми явился домой из Итона самодовольным зазнайкой и больше не желал играть с девчонками, недавно появившаяся в семье кузина Сесиль плакала по любому поводу, а Люси в свои неполные тринадцать лет находила себя слишком молодой, чтобы умереть от скуки, как подобает приличной девушке. Хотя ее мама, вероятно, сочла бы такую смерть достаточно благородной. Впрочем, для графини Уиклифф почти все было бы предпочтительнее мальчишеских проделок дочери.
В библиотеке царила благоговейная тишина, а ноздри Люси щекотало от запаха кожи и пыли. Лучи утреннего солнца пролились на шахматную доску, и белая королева вспыхнула, подобно маяку. Королева находилась в опасности – коварный конь заманил ее в ловушку, и перед Ее Величеством теперь стоял выбор: либо пожертвовать собой ради короля, либо позволить ему пасть. Люси занесла кисть руки над блестящей короной из слоновой кости, не решаясь сделать ход.
Из холла донеслось эхо торопливых шагов.
Похоже на острые мамины каблуки. Но ведь мама обычно не бегает…
Дверь распахнулась.
– Как ты мог? Как ты мог?
Люси замерла. Мамин голос дрожал от негодования.
Дверь снова захлопнулась, причем с такой силой, что дрогнули стены.
– Прямо перед всеми, на балу…
– Ну и что? Тебя это так разозлило?
Люси ощутила пустоту в животе. Отец говорил тоном надменным и язвительным.
– Все знают. Одна я лежу дома больная и ни о чем не подозреваю!
– Боже правый! Это выше моего понимания – почему жена Рочестера называет себя твоей подругой? Кормит тебя сплетнями, а ты и распаляешься. Зря я вчера не отослал ее обратно; лишь такая сумасбродка могла заявиться в гости незваной.
– Она останется! – выкрикнула мама. – Она должна остаться как единственный честный человек в этом гадюшнике!
Отец расхохотался:
– Леди Рочестер – честная? А ты видела ее сына? Этого огненно-рыжего сорванца? Я бы поставил тысячу фунтов на то, что он не потомок Рочестеров!
– А как насчет тебя, Уиклифф? Сколько твоих отпрысков бегает по округе?
– Опять… Нельзя так падать, женщина.
Повисла пауза – тяжелая, как свинцовое одеяло.
Сердце Люси колотилось в груди гулко и болезненно; наверное, родители слышат его удары.
Тишина взорвалась рыданием. Люси словно ударили под дых. Мама плакала.
