– Само собой, выбрал. Тем не менее возможный скандал вынудил ее опекуна отложить на время заключение контракта.
– Скажите мне, кто эта счастливица?
Рочестер покачал головой:
– Зачем? Чтобы подтолкнуть тебя к очередным шутовским проделкам, в то время как дело не улажено? Нет. Сейчас перед тобой стоит простая задача: завоевать симпатии уважаемых в обществе матрон, а еще одеваться и вести себя, как подобает мужчине твоего круга. Для начала сними с себя… это.
Граф щелкнул пальцами у правого уха сына. Тристан проколол ухо и вставил бриллиантовую сережку-гвоздик.
Он холодно взглянул на отца и встал:
– Я пережил осаду Шерпура. Я добрался до Кандагара, неся на себе полумертвого капитана. Я повидал множество смертей, крови и мерзостей – больше, чем в состоянии запомнить. Так что простите, если проблема выбора идеальной жены и газетные сплетни кажутся мне ничтожными.
Он был уже у дверей, когда граф бросил вдогонку:
– Если ты хочешь, чтобы твоя мать осталась в Эшдауне, предлагаю задуматься, насколько серьезны эти проблемы.
Тристан застыл на месте. На него навалилось все сразу: жар и холод, бешеный пульс, гул крови в ушах. Часть мозга лихорадочно размышляла; другая же часть пребывала в оцепенении.
Он обернулся, нарочито медленно. Тело было по-прежнему готово к бою – что полезно на вражеской территории, но не там, где территория ужалась до кабинета знатного дворянина. «Убить или быть убитым». Или в британских родовых владениях это всего лишь фигура речи?
– Какое отношение все это имеет к маме?
Лицо Рочестера состояло из одних только теней и острых углов.
– Как я уже сказал, она нездорова. Возможно, ей обеспечат лучший уход в другом месте.
Тристан сжал трость так, что пальцы побелели.
– А точнее?
– Есть места, более подходящие для людей с ее странностями…
– Мы говорим о Бедламе?
Граф наклонил голову:
– Бедлам? Нет. Есть специализированные частные заведения, более приспособленные для ухода…
Частные заведения. Места, куда находящихся в здравом рассудке, однако причиняющих неудобства жен и дочерей до сих пор отправляют умирать.
Когда Тристан вернулся к столу, в глазах Рочестера мелькнула тревога – он зашел слишком далеко. Однако же граф решился; а значит, черт возьми, что-то его на это подвигло?
– Мама очень переживает. – Тристан сверлил отца взглядом. – Ее сын погиб.
– Мой тоже, – отрывисто бросил граф. Еще один проблеск эмоций.
В другой день и в другой жизни Тристан мог бы выразить сочувствие.
– Маме не место в лечебнице для душевнобольных. Там она не выживет, и вам это известно.
– Тристан, я могу терпеть лишь определенное количество странностей в своем доме. Тебе решать, чьи это будут странности – либо твои, либо ее.