Без спиртного и опиума Брэнуэлл не в состоянии обойтись ни одного дня. По утрам, когда сестры и отец уходят в церковь, он идет в местную аптеку, где выпрашивает порцию опиума или же пишет друзьям с просьбой купить ему спиртного. Вот последнее сохранившееся письмо Брэнуэлла, адресованное Джону Брауну:
«Воскресенье полдень
Дорогой Джон,
буду тебе очень обязан, если ты сумеешь купить мне на 5 пенсов джина. Если купишь, я заберу его у тебя или у Билли, или же зайду за ним к тебе. Очень буду благодарен тебе за услугу, ибо эта услуга очень даже мне услужит.
Ровно в половине десятого утра ты получишь обратно свои 5 пенсов из шиллинга, который мне будет выдан.
П.Б.Б.
А вот последнее сохранившееся о нем воспоминание:
«Тут дверь отворилась, и в проеме возникла голова, – пишет его старый друг Фрэнсис Гранди, он приехал в Ховорт, снял номер в гостинице и пригласил Брэнуэлла поужинать. – Копна растрепанных рыжих волос, огромный костлявый лоб, желтые, дряблые щеки, ввалившийся рот, тонкие белые дрожащие губы, провалившиеся глаза, когда-то маленькие, теперь же огромные, горящие безумным блеском… Грустная история, ничего не скажешь…»
Весь вечер, вспоминает Гранди, Брэнуэлл был мрачен, говорил, что ждет не дождется смерти и счастлив, что она так близка, твердил, что не умер бы, если б не гибельная связь с миссис Робинсон.
Когда Гранди ушел, Брэнуэлл вытащил из рукава нож и стал кричать, что Гранди – посланец Сатаны, и он, Брэнуэлл, явился в трактир его зарезать…
На следующий день Брэнуэлл был уже не в состоянии подняться с постели. Послали за доктором, и ховортский врач Джон Уилхаус сказал, что жить больному осталось недолго. Патрик повалился перед постелью умирающего на колени и стал молиться за заблудшую душу сына, просить его покаяться. «Мой сын! Сын мой!» – ежеминутно восклицал он. Прежде чем впасть в беспамятство, Брэнуэлл, словно услышав слова отца, заговорил о своей напрасно прожитой, никчемной жизни, не раз со слезами на глазах повторял, что ему стыдно и он раскаивается. 24 сентября в девять утра началась агония, Брэнуэлл попытался было встать, упал и умер.
«Я рыдаю не из чувства потери – я не лишилась опоры и утешения, не потеряла дорогого мне спутника жизни. Я рыдаю из-за краха таланта, из-за несбывшихся надежд, из-за того, что погас некогда ослепительно-яркий свет, – подводит итог жизни брата его старшая сестра. – Мой брат был на год меня моложе, когда-то – очень давно – я верила в его успех, в его амбиции и устремления. Эта вера, эти надежды скорбно скончались, от них ничего не осталось, кроме памяти о его заблуждениях и страданиях. Его жизнь и смерть вызывают такую горькую жалость, такую мучительную тоску от пустоты, никчемности всего его существования, что описать их у меня не хватает слов. Остается надеяться, что эти чувства со временем не будут столь же мучительными»