Викторианки (Ливергант) - страница 111


Отдельной главы заслужила бы прямо-таки детективная история написания книги Элизабет Гаскелл «Жизнь Шарлотты Бронте», вышедшей 25 марта 1857 года, через два года после смерти Шарлотты, тиражом 2000 экземпляров и вскоре после этого еще дважды переизданной. Успех этой биографии (скандальной, по мнению некоторых, в том числе и ее заказчика Патрика Бронте) был столь велик, что на ее фоне наконец-то вышедший у Джорджа Смита первый роман Шарлотты «Учитель» остался, по существу, незамеченным.

Элизабет Гаскелл, автору этого увлекательного издательского блокбастера, проявившей для достижения цели недюжиные упорство и изобретательность, приходилось всеми правдами и неправдами, под разными предлогами выпрашивать письма своей героини у ее многочисленных и нередко строптивых адресатов. Приходилось встречаться или вступать в переписку с десятками людей (подчас и за пределами Англии), многие из которых – госпожа Эгер, к примеру, – отказывались не только ее у себя принимать, но и вступать с ней в разговор. Приходилось преодолевать сопротивление Патрика Бронте и Николза, не придававших особого значения литературной известности дочери и жены, а также ближайших подруг Шарлотты Эллен Насси, Мэри Тейлор и Маргарет Вулер, хранительниц гигантской переписки с писательницей; переписки, которой они дорожили и расставаться с которой были не намерены. Приходилось просматривать газеты и журналы, и далеко не только столичные: читателям коллективной биографии Шарлотты Бронте, ее сестер и брата было небезынтересно, как воспринимались стихи и романы четырех Бронте литературным сообществом, лондонским и провинциальным.


Но к судьбе семьи Бронте эта история непосредственного отношения не имеет.

Викторианская Сивилла

1

Знавшие Мэри-Энн Эванс с детства утверждали, что ребенком она никогда не была – всегда была взрослой. И умом, и манерами, и образом мысли, и внешностью: лицо бесстрастное, неулыбчивое, задумчивое. И – добросовестностью, недетскими упорством и работоспособностью, амбициозностью, перенятыми у отца, валлийца Роберта Эванса, плотника, каменщика и лесника из Дербишира, человека сильного и умом и телом, для которого, по его собственным словам, «любовь к хорошей работе – моя религия». А «англиканской религии», евангелизму, заметим в скобках, был Эванс фанатично предан всю жизнь и эту преданность внушил своим детям, которым, даже когда они выросли, не уставал читать мораль, учил жить в истинной вере.

Эти достоинства она позаимствовала и наделила ими (за вычетом отцовских нравоучений) своих любимых героев, плотника Адама Бида из одноименного романа и Кэлеба Гарта из «Мидлмарча». Когда «Адам Бид» вышел в свет, Эванса, которого уже не было в живых, так в семье, вспоминая, и стали называть. Закрепилось это имя и за его портретом, в их доме он висит, говорят, по сей день.