В том, что юный Бронте станет со временем образцовым приходским священником, сомнений не возникало.
«За этого человека я готов поручиться, – писал о Патрике совсем еще молодой (моложе Бронте) преподаватель колледжа Святого Иоанна и по совместительству викарий церкви Святой Троицы Джон Мартин. – Он кропотлив, умен, набожен. Есть все основания надеяться, что Церкви он принесет немалую пользу, о чем свидетельствует его неослабное желание добросовестно выполнять пастырские обязанности».
Место викария, которого осенью 1806 года удостоился кембриджский выпускник Патрик Бронте, не выглядело слишком перспективным. Уэзерсфилд, куда его направили выполнять пастырские обязанности, оказался на поверку крошечной, затерянной в горах и болотах деревушкой; казалось, она находится на краю света, а между тем от Кембриджа до Уэзерсфилда было всего-то тридцать с лишним миль, да и до Лондона немногим больше.
Жизнь приходского священника, если перефразировать начало пушкинского «Выстрела», известна: утром – отпевание, днем – крестины, вечером – бракосочетание. Отпеваний, когда Бронте, и в дальнейшем ревностный в пастырских трудах, приступил к исполнению своих обязанностей, набиралось куда больше бракосочетаний и крестин: тиф безжалостно выкашивал прихожан. Наряду с основными обязанностями викарию вменялось навещать больных, утешать умирающих и из благотворительности преподавать Священное Писание в местной воскресной школе.
Времени на «личную жизнь» не оставалось, а между тем тридцатилетний викарий влюбился: предмет его нешуточного увлечения – дочь местного фермера, племянница хозяйки дома, где Патрик квартировал. Восемнадцатилетней Мэри Милдред Дейви Бердер статный рыжеволосый ирландец определенно нравился; ей – но не ее дяде-опекуну. И то сказать: Бронте – ирландец (а значит, хвастун, пустозвон и, скорее всего, пьяница), перспективы карьерного роста у него весьма сомнительные, денег, пока во всяком случае, явно недостаточно. Дядя был скор на руку: свидания запретил, племяннице выходить из дому по вечерам не разрешил, письма к ней Патрика отобрал и сжег, а ее письма возлюбленному потребовал вернуть. Ходили слухи (сколько их еще будет!), что, когда Мэри вскрыла сверток со своими письмами, адресованными викарию, то обнаружила внутри крошечный медальон с портретом Патрика и подписью: «Мэри, ты разбила мне сердце – сохрани хоть лицо».
Сохранила ли «лицо» возлюбленного Мэри, мы не знаем, но сам Бронте лицо сохранил. Довольно скоро утешился, тем более что его ожидало продвижение по службе: сперва место викария в Веллингтоне, деревне побольше, где он пробыл меньше года, до конца 1809-го, а затем – в Дьюсбери, промышленном городке неподалеку от Бредфорда. Так Патрик Бронте попал в Йоркшир – как выяснилось, навсегда.