В «Биографии Шарлотты Бронте» Элизабет Гаскелл склонна демонизировать отца семейства, и это при том, что за жизнеописание его знаменитой дочери она взялась по его же просьбе; Патрик стремился оградить память Шарлотты от домыслов жадных до сенсаций биографов, критиков, журналистов, создать точный и достойный образ автора «Джейн Эйр» и «Шерли» и считал, что такое жизнеописание по плечу только Гаскелл – известной писательнице, рассудил, как видно, отец, поверят. И поверили – и в том, каким ей виделся хозяин дома. Во многом это с ее легкой (а верней, тяжелой) руки Бронте воспринимается нами как жестокосредный домашний тиран, погруженный в себя и равнодушный к судьбе своих близких.
А между тем этот тиран почти целый год трогательно ухаживает за больной женой, собственноручно лечит ее, следуя советам популярного в те годы Грэма, автора «Современной домашней медицины», рекомендовавшего давать больному раком «столовую ложку бренди с водой четыре раза в день». А между тем это он – вместе с Элизабет Брэнуэлл, сестрой покойной жены, приехавшей помочь зятю по хозяйству «во исполнение своего долга», да так и оставшейся в доме на многие годы, – выхаживает детей, заразившихся, как раз когда их мать лежала при смерти, скарлатиной, болезнью, в те времена почитавшейся смертельной. Да и в более спокойные времена Патрик, человек лишь с виду суровый, необщительный, обладающий, как сказал про себя Рочестер в «Джейн Эйр», «неотполированной нежностью сердца», уделяет детям немало внимания, опекает их: читает им вслух, и не только Священное Писание, гуляет и разговаривает с ними, вникает в их нужды и горести, а позже занимается их образованием.
Когда Мария умерла, безутешный муж горько ее оплакивал.
«Никогда прежде не приходилось мне видеть, чтобы кто-то испытывал столь же непереносимые муки, – пишет он спустя месяц после смерти Марии тому же Джону Бакуорту. – И, отмучившись более семи месяцев, она отошла с Иисусом в сердце в чертоги вечной славы… с убежденностью, что Христос ее спаситель, а Небеса ее вечный дом».
Но, как говорится, жизнь продолжается. И не проходит после смерти Марии и трех месяцев, как Патрик Бронте – думая, быть может, не столько о себе, сколько о детях-сиротах, – трижды сватается. Сначала – к Элизабет Ферт, дочери своих давних бредфордских знакомых, крестной матери двух его старших дочерей. Увы, вдовец со скромным жалованьем приходского священника и шестью детьми Элизабет никак не устраивает. Патрик, однако, не отчаивается и зимой 1822 года, находясь в Кигли, городке по соседству, где он читает проповедь в Миссионерском обществе, делает предложение сестре местного священника и приятеля Изабелле Дьюри, но и Изабеллу перспектива брака с многодетным отцом не вдохновляет. В письме подруге она называет предложение «бедного мистера Бронте» «слишком смехотворным, чтобы всерьез о нем говорить».