«Срубленное древо жизни». Судьба Николая Чернышевского (Кантор) - страница 294

Перед правым от входа концом стола у стены стоял какой-то мягкий, вроде турецкого, но утративший всякую форму диван, который и служил кроватью Н. Г. Пыли в комнате было невероятное количество. Пол был настолько грязен, что можно было только догадываться, что он из плах, а не земляной. На столе стоял заржавленный, позеленевший, старый, покосившийся как-то на все стороны самовар – когда-то желтой меди, стояла грязная, немытая посуда. Самый стол представлял сплошную грязь. Местами на столе была постлана газетная бумага, тоже грязная. Очевидно, что очистки комнаты или никогда не производилось, или таковая была – и то небрежно – в несколько лет раз.

Стены комнаты, смазанные в пазах глиною, и потолок, когда-то выбеленные, пожелтели, почернели, побелка во многих местах обвалилась, и общий вид камеры представлял мерзость запустения»[384].

Воистину русский святой, пустынник…

                             Склонится толпа,

                                         лебезяща,

                                               суетна.

                           Даже не узнаете —

                                                я не я:

облысевшую голову разрисует она

                          в рога или в сияния.

Владимир Маяковский

Добравшийся до последней главы этой книги, читатель может удивиться: почему эпиграф из Маяковского? Ну, и рога дьявола, и сияния, намалеванные дешевыми иконописцами, мы бесконечно можем увидеть в исследованиях о Чернышевском. Такой несправедливости, как Чернышевский, наверно, не переживал никто. Пройдя страшную жизнь человека, которого власть поставила в условия смерти, убивая не только тело, но уничтожая самую творческую способность мыслителя. Потом шла борьба за его наследие.

С одной стороны, интеллектуальная элита – Короленко, Достоевский, Вл. Соловьёв, Бердяев, Розанов. С другой стороны, большевики, которые победили политически, а потому уничтожили всякие небольшевистские трактовки его творчества. Изучение его текстов с точки зрения официальной стало обязательным.

По сути, это было продолжающееся убийство, начатое самодержавием. Тексты Чернышевского у желающих быть независимыми не вызывали ничего кроме идиосинкразии. Тратить силы на перепрочтение и перепродумывание его книг – желания не было. Книги его издавались, переиздавались, но читались мало кем.

Так невольно получилось, что, словно предчувствуя свою трагическую судьбу (судьбу поэта, объявленного официальным бардом), трагический поэт вывел формулу, которая позволяет увидеть и осознать схожие судьбы. Надо сказать, Маяковский не просто много читал, но как бы жил внутри литературы. В его стихах бесконечные отсылки на произведения поэтов и писателей. Лиля Брик вспоминала о его чтении: «Он любил Достоевского. Часами мог слушать Чехова, Гоголя. Одной из самых близких ему книг была “Что делать?” Чернышевского. Он постоянно возвращался к ней. Жизнь, описанная в ней, перекликалась с нашей. Маяковский как бы советовался с Чернышевским о своих личных делах, находил в нем поддержку. “Что делать?” была последняя книга, которую он читал перед смертью»