. Но смерти узника не боялись. Ее хотели.
Все-таки мертвеца боялись
Почему же его отпустили из секретного и недоступного острога на краю государства? Ведь Железная маска должна была сгинуть, по замыслу императора, бесследно. Но императора убили. И новый император поначалу не связал убийство отца с вилюйским узником, почти мертвецом уже, тем более что «Народная воля» (а всего-то ее было 36 человек) была разгромлена, остатки исполнительного комитета «Народной воли» практически находились в эмиграции. И тут одному из близких народовольцам людей (не революционеру, нет), обожавшему Чернышевского, пришла в голову идея поменять возвращение Чернышевского в Россию на отказ от взрыва бомб во время коронации. Правовым путем все же в России дело не шло.
Поразительно, что не право, не законность, на которые так рассчитывал НГЧ, даже не угроза исполнительного Комитета «Народной воли», за которым были лишь слабые остатки революционной группы, который о Чернышевском помнил уже смутно, а важнейшим оказалось усилие одного конкретного человека, влюбленного в тексты великого мыслителя, усилие Николая Яковлевича Николадзе (1843–1928), журналиста и газетчика, издававшего в Тифлисе газету «Обзор», закрытую в 1880 г. Впоследствии он вошел в контакт с остатками народовольцев, сам не выходил за границы легальности, но решил воспользоваться этим знакомством, чтобы (с согласия народовольцев) вести от их имени переговоры с правительством. У него была при этом, именно у него, одна цель – освобождение Чернышевского. Это была классическая «челночная дипломатия», когда правительственных чиновников он запугивал взрывами бомб, если не будет освобожден Чернышевский, а народовольцев убеждал, что если они не выдвинут требование освободить Чернышевского, то это будет уже полный провал организации, которая ничего так и не сумела добиться.
Если говорить о реальной ситуации противостояния «Народной воли» с правительством, то «революционная партия была в ту пору до крайности ослаблена. Ей все равно долго ничего серьезного нельзя будет делать собственными силами. В этом положении компромисс с правительством, как бы жалки для партии ни были прямые его выгоды, все же послужит ей золотым мостом, оправданием ее продолжительного бездействия, и без того ведь неизбежного, признанием ее воюющею державою, а главное – передышкою в трудную пору и спасением от окончательного разгрома последних ее остатков»[417]. Воспоминания Николадзе удивительны. Он писал, скажем, что «только после разговора с Н.К. Михайловским и С.Н. Кривенко я <…> собирался поставить правительству два условия: во-первых, что поездку свою я совершу на свой собственный счет, так как не желаю иметь ни малейшего соприкосновения с секретными фондами правительства, а во-вторых, в вознаграждение своих трудов потребую, чтобы, каков бы ни был конечный результат моих усилий, в виде личной мне награды освобожден был из заточения писатель Н.Г. Чернышевский, уже более 20 лет томящийся в неволе. При соблюдении этих двух условий, казалось мне, никакие сплетни и подозрения запачкать меня уже не могут»