Натан кивает, немного оттаяв.
— Да, конечно, моя сестра… — он осекается, решив оставить при себе то, чем сначала хотел поделиться. — Ей нравилось это старинное здание.
— У нее был отличный вкус! Эти библиотеки, построенные на деньги Карнеги, одно загляденье! Не так уж их и много в Луизиане, — я могу часами рассказывать, отчего так вышло и почему именно эту библиотеку стоит считать особенной — накануне вечером я вместе с Сардж многое об этом узнала, — но нельзя тратить время попусту. — Грустно, что одна из них может закрыться навсегда.
— Если дедушкины фонды могут ей помочь, я очень рад. Он был прямо-таки одержим некоторыми вещами. Например, разрешал детям разыгрывать заседания в зале суда, когда там никого не было. Многим из них он дарил собрания энциклопедий и месячные подписки на книги. Наверное, я вам это уже рассказывал. Прошу прощения. — Он вскидывает голову, и челка цвета мускатного ореха падает ему на лоб, прикрыв собой едва заметную границу меж загаром и светлой полоской кожи, которую обычно скрывает шляпа или кепка. — Ни к чему вам меня выискивать и спрашивать. Поверьте, никаких сентиментальных чувств я не питаю. Мой отец умер, когда мне было всего три. Мама происходила из семьи представителей «другого класса», люди всегда считали, что она отцу не ровня, так что после его смерти она готова была жить где угодно, только не в Огастине. Сестра вот была куда прочнее привязана к этому городу, потому что, когда мама перевезла нас в Ашвиль, ей было уже десять. Но со мной дела обстояли — и обстоят — по-другому.
— Понимаю. — И все же он вернулся в Луизиану, чтобы снова здесь поселиться!
Задать этот вопрос вслух я вряд ли решусь, но с чего бы Натану, выросшему далеко от болот и рек, селиться неподалеку от родового гнезда, на которое ему, как он сам говорит, наплевать и с которым ему не терпится распрощаться? Как бы ему ни хотелось казаться независимым от этого города, тот чем-то его держит.
Может, он и сам не понимает, в чем тут дело.
Странно, но я даже завидую этой кровной связи с местом, где жили предки. Может, поэтому мне так хочется разгадать все тайны Госвуд-Гроува. Меня влечет это чувство преемственности, клубящейся над поместьем, точно туман над влажной землей. Есть во всем этом какие-то давние секреты.
Среди них наверняка существуют и те, что принадлежат самому Натану.
Будильник на моих наручных часах внезапно срабатывает, предупреждая, что через пять минут мне во что бы то ни стало надо выехать в школу.
— Прошу прощения, — говорю я, нащупывая кнопку «выкл». — Учительская привычка: у нас ведь весь день состоит из звонков.