Когда я снова поднимаю взгляд на Натана, вижу, что он внимательно смотрит на меня, точно хочет о чем-то спросить, но не решается.
— Простите, но проконсультировать вас по поводу библиотеки я никак не могу.
В моей памяти тут же всплывают старые издания, наверняка очень ценные, исторические документы, а также записи, относящиеся к жизни на плантации, в которых содержатся факты, не зафиксированные больше нигде. Скорее всего, в них вот уже больше ста лет никто не заглядывал, если не считать членов семьи.
— Нам нужны ваши указания относительно того, как поступить с некоторыми из изданий.
— Нам? — подозрительно переспрашивает он. Воздух между нами становится таким напряженным, что того и гляди заискрится. — Я же вас просил о единственном одолжении — чтобы все это осталось между нами. Этот дом, он ведь… — Натан резко осекается, усилием воли заставив себя замолчать. Но и так ясно, что он хотел сказать: «Шумиха мне ни к чему».
— Да, я помню. Все это вышло совершенно случайно: сначала одно, потом другое — просто лавина какая-то, — пытаюсь я оправдаться, не теряя при этом напора. Речь-то идет о решении, которое обязан принять кто-то из членов семьи. — Нельзя ли мне с вами встретиться и кое-что показать? К примеру, в Госвуд-Гроуве, — предлагаю я и тут же добавляю, осознав, что Натан точно на это не согласится: — Или, скажем, у меня дома? Я привезу туда все необходимое. Дело серьезное. Вам действительно надо кое-что увидеть.
— Только не в поместье, — резко говорит он и зажмуривается на мгновенье. — Там умерла Робин, — дрогнувшим голосом сообщает он.
— Простите меня. Я не хотела…
— Могу заехать завтра, то есть в пятницу, вечером. К вам домой. А сегодня у меня еще дела в Морган-Сити.
Облегчение волной прокатывается по моей спине, расслабляя успевшие завязаться в плотные узлы мышцы.
— В пятницу — самое то! В шесть или… в любое время, но не раньше половины пятого. Скажите, во сколько вам удобно?
— В шесть — вполне.
— Могу нам что-нибудь купить в «Хрю-хрю и Ко-ко», если вы не против. Я бы и сама приготовила, но еще толком не обжилась в доме.
— Отличная мысль, — одобряет он, вот только выражение его лица отнюдь не назовешь одобрительным. Напоминание о поместье, забота о его будущей судьбе и благополучии тяжким бременем повисли на его плечах, как и тягостные воспоминания, от которых он так старательно прячется.
Натан и представить себе не может, до чего хорошо я его понимаю. Объяснить, зачем мне потребовалась эта встреча, я пока не могу, поэтому ограничиваюсь тем, что от души благодарю его.