Святые угодники! Зачем же мисси приехала?! С кем она разговаривает? Затаившись у перил мостика, тихо, как мышка, я стараюсь уловить каждое слово.
— У нас с тобой одна цель, — отвечает Лавинии другой голос, напевный, точно птичья трель, и с заметным французским акцентом — к такому выговору еще надо привыкнуть. — Может, нас ждет одинаковая участь, если поиски не увенчаются успехом.
— Ничего у нас нет с тобой общего, даже говорить так не смей! — возмущенно восклицает мисси. Я живо представляю, как трясутся сейчас ее толстые щеки — точно свиной пузырь, который мясник надул, перевязал и отдал детям поиграть вместо мяча. — Ты не наследница этого дома! А всего лишь отродье папиной… папиной… конкубины! И ничего больше!
— И все же я по твоей воле оказалась в поместье Госвуд-Гроув. Это ведь именно ты помогла мне сюда проникнуть.
Так, значит, они… с мисси…
Святые угодники, да что же тут творится?! Неужели мисси и впрямь помогла Джуно-Джейн попасть в дом?!
Если я расскажу Тати об этом, она непременно решит, что я все выдумала.
Так вот почему мисси Лавиния не закатила скандал минувшей ночью. Может, и Седди не проснулась, несмотря на весь шум, именно из-за нее. Возможно, мисси Лавиния приложила руку и к этому.
— Пускай так, Джуно-Джейн, но где же награда за все мои старания? Что я получила взамен? Ничего! Ты, как и я, не знаешь, где хранятся его документы. А может, ты меня обманула, когда пообещала, что сумеешь их найти… А возможно, это мой отец тебе солгал, — добавила она и тихонько хихикнула, наслаждаясь этими словами, точно сладкой карамелькой.
— Не может такого быть! — голос Джуно-Джейн взлетает и теперь кажется совсем детским, но потом он становится прежним. — Он обещал обо мне заботиться и не мог нарушить этого слова. Он всегда говорил, что…
— Ты в этой семье никто! — вопит мисси, и над головой у нее вспархивает испуганный дрозд. Я оглядываюсь, высматривая себе убежище на случай, если кто-нибудь явится на шум. — Ты — пустое место, и если отец и правда умер, то вы — ты и мамаша твоя желтокожая — больше ни цента не получите! И поделом! А знаешь, Джуно-Джейн, мне ведь тебя почти жаль: мать, которая боится, что ты вырастешь красивее, чем она сама, отец, уставший от такого бремени, как внебрачный ребенок. Чему тут завидовать?
— Не смей так о нем говорить! Он никогда не врет! Как знать, может, он перепрятал те бумаги ровно для того, чтобы твоя матушка их не спалила! А то ведь она потом наверняка затребует себе все папино имущество! Ты же, не получив напрямую никакого наследства, будешь вечно плясать под мамкину дудку. Ты ведь этого так боишься? Потому-то и позвала меня?