Наконец я сдаюсь и только время от времени — раз в пять минут! — бросаю взгляд на часы, мысленно умоляя время ускориться. Когда наконец звенит последний звонок, меня переполняет ликование. Радость омрачает только тот факт, что Ладжуна не явилась на четвертый урок. В начале недели она вновь начала ходить на занятия, но спустя три дня снова исчезла.
Размышляя об этом, я выравниваю ряды парт, прислушиваюсь к шуму школьных автобусов, проносящихся мимо, и с нетерпением жду окончания рабочего дня.
Когда заветный час наступает, я выскакиваю за дверь со скоростью гепарда, бросившегося за добычей.
И только когда я наконец отправляюсь к заветному дому, вся моя затея начинает казаться подозрительной. Почему Натан Госсетт так легко расстался с ключом? «Никаких списков книг слать не надо. Мне все равно. Не хочу ничего об этом знать. Мне ничего не нужно».
Неужели ему действительно все равно? Неужели он и впрямь совсем равнодушен к истории этого дома? К своей истории?
А я? Можно ли сказать, что я поступила бесчестно, воспользовавшись этим преимуществом?
Я знаю, откуда во мне это чувство вины, которое с каждой минутой только крепнет. Уж кому как не мне понимать, что такое проблемы и разобщенность в семье. Что такое непримиримые противоречия, раны, обиды, разные взгляды на жизнь, которые не дают противоборствующим сторонам прийти к компромиссу. У меня есть единокровные сестры, с которыми я, считай, ни разу не встречалась, мать, с которой мы вот уже десять лет не видимся — и, наверное, не увидимся уже никогда, — и которую я никак не могу простить за то, что она сделала, на что меня толкнула.
Может, я пробудила в Натане Госсетте таких же призраков прошлого, что мучают меня саму, и воспользовалась моментом?
Вопрос хороший, но он не помешает мне подняться на крыльцо поместья Госвуд-Гроув и отыскать замок, к которому подойдет мой ключ. Я твержу себе, что мне нет никакого дела до того, что фраза Натана «Берите все, что пожелаете» — словно пушечное ядро, летящее над семейным полем боя. Лучше всего отдать эти книги тем, кому они и впрямь нужны, — там им и место.
Замки на нескольких дверях оказались современными, и ключ к ним не подошел. В доме, похоже, жило несколько поколений, и каждое из них подновляло его на свой лад: кто окошко поменял, кто дверной замок, кто добавил несколько кондиционеров, которые, хоть и изрядно постарели, по-прежнему гудели позади дома, как будто в нем до сих пор кто-то жил. Да и кухню явно сделали намного позже. Наверное, поэтому она находилась во дворе, чуть поодаль, чтобы жар и шум не тревожили жильцов и чтобы главное здание не загорелось. Потом, похоже, дом обзавелся пристройкой, в которую ведут две двери. В окно видно, что через одну из них можно попасть в кладовку, а через вторую, что расположена левее, — на саму кухню. Шестеренки в узорчатом латунном замке вращаются легко, точно его открывали только вчера. Слои пыли и краски вместе с завитком плюща, вытянувшимся вдоль двери, мешают ей свободно распахнуться. Веточка скользит по моей шее, и я, вздрогнув от неожиданности, опрометью бросаюсь внутрь и застываю на мгновенье, не решаясь прикрыть за собой дверь.