.
Если же не хочешь соглашения, а желаешь кровопролития, то отпусти к нам наших послов и пусть с этого времени между нами в течение сорока-пятидесяти лет не будет ни послов, ни гонцов. А когда ты послов наших отпустишь, то прикажи проводить их до границы, чтобы их твои пограничные негодяи не убили и не ограбили; а если им будет причинен какой-нибудь ущерб, то вина ляжет на тебя. Мы ведь предлагаем добро и для нас и для тебя, ты же несговорчив, как осел, и стремишься к битве; Бог в помощь! Уповая на Его силу и вооружившись крестоносным оружием, ополчаемся на своих врагов.
Грамоту эту мы запечатали своей большой печатью, чтобы ты знал, какое государство поручил нам Бог. Писана в Москве, в нашем царском дворце, в семь тысяч восемьдесят девятом году, двадцать девятого июня[4], на 46-й год нашего правления, на 34-й год нашего Российского царства, 28-й — Казанского, 27-й — Астраханского».
Тишина в темных государевых палатах. Коротко взглянув на Щелкалова, Иоанн, измождённый, отпустил его.
— Государь, — робко вступив в покои, молвил Богдан Вельский. Иоанн поглядел на него, но увидев, как замешкался в своих сборах Щелкалов, обративший также свой взор на Вельского, рявкнул на него:
— Чего возишься, как петух в навозе? Ступай!
Щелкалов вмиг испарился, юркнув в приоткрытую дверь. Вельский захлопнул её за ним, приблизился к государю и поклонился:
— Счастливые вести, государь. Великий князь Иван Иванович велел послать, дабы узнал ты о снизошедшей на тебя благодати! Супруга его, Елена Ивановна, понесла…
Поначалу Иоанн глядел на него недоверчиво, потом прикрыл глаза и улыбнулся.
— Господь услышал! Услышал меня! — прошептал он. Схватив посох, он тяжело поднялся, прошел мимо склонившегося до пола Вельского к киоту, опустился на колени (скорее рухнул, да так громко, что Богдашка вздрогнул) и, широко крестясь, молвил:
— Многомилостиве и Всемилостиве Боже мой, Господи Иисусе Христе, Многия ради любве сшел и воплотился еси, яко да спасеши всех. И паки, Спасе, спаси мя по благодати, молю Тя…
Звеня сбруей, крепкий боевой конь Дмитрия Хворо-стинина въехал на курган. Воздев руку, воевода из-под рукавицы оглядел округу. Широкий седой Днепр, сверкая, как кольчуга на солнце, пересекал отороченные лесом сочно-зеленые луга. Русская конница вдали уже начала переправу — всадники, держась за гривы лошадей, плыли рядом с ними. На противоположном от них берегу уже виднелись посады Орши…
Иван Бутурлин, верный соратник Хворостинина, год назад сокрушивший Филона Кмиту под Настасьино, тоже въехал на курган, остановился.