— Сегодня первый день не стреляют, — молвил один из ратных, стоя рядом с Михайло и вглядываясь в притихший вражеский лагерь, заметаемый снегом.
— Да, — согласился Михайло, — тихо-то как…
Сложно было поверить, что еще недавно под этими стенами каждый день шла неистовая борьба. Михайло наравне со всеми под градом пуль и снарядов стрелял из бойниц по наступающему противнику. Помогал выливать на врага чаны с кипятком и горящей смолой. Участвовал в уничтожении множества подкопов, которые противник сооружал для подрыва городских стен. Принимал деятельное участие в тушении многочисленных пожаров, возникавших после обстрела Пскова калеными ядрами. Оттаскивал обезображенные пулями тела погибших товарищей… Все слилось для него в один страшный затяжной день, где все еще не было мыслей ни о жене и детях, ни о порушенном хозяйстве — только лишь монотонное упорное исполнение приказов.
Противник неустанно стрелял по городу. Однажды Михайло увидел, как на стене был убит атаман донских казаков Михаил Черкашенин — пуля врезалась ему в лицо и вышла через затылок, размозжив голову атамана. Михайло помогал относить тело погибшего и, пока тащил, заливая свои ноги чужой кровью, все глядел в эту страшную зияющую рану и не ощущал ни омерзения, ни страха, будто чувства его умерли вместе с мыслями о прошлой жизни…
Михайло видел, как ночью противники длинными палками с насаженными на них крюками стаскивают со стен защитников города — стоит рядом боец, и вдруг неведомая сила его швыряет к зубцам. Несчастный, отчаянно цепляясь пальцами за стену, тщетно пытается себя спасти, но вскоре срывается и, вскрикнув, летит вниз, где, ежели не убьется об землю, его тут же добьют кишащие в подкопах наемники. Русские отплачивали врагу той же монетой — такими же крюками поддевают сидящих в подкопах противников и, лишив их жизни на вершине стены, сбрасывают обратно…
В начале ноября, когда от морозных ветров уже едва можно было находиться на укреплениях, поляки предприняли второй штурм. И вновь Михайло, согревая посиневшие руки дыханием, неустанно бил по противнику из лука или метал камни. И вновь замечал на передовой Ивана Петровича Шуйского, который ходил меж позиций, не кланяясь пулям и ядрам, раздавал приказы. Вид воеводы, как и прочих защитников, ободрял Михайло, и он уже готов сам лезть на противника с оголенной саблей и рубить, рубить, бить до последнего…
Щедро устилая землю телами погибших и раненых, польское войско вновь откатилось от стен города — защитники Пскова сумели отбить и второй штурм, еще более яростный, ибо Баторий, видимо, желал взять город наскоком, дабы поддержать моральный дух своих бойцов…