— Но какова вероятность, что Девантора поймет именно то, что вы хотите, чтобы он понял, и передаст Басиру именно то, что вы хотите, чтобы он передал? — уточняет Кирихара.
— Ты сомневаешься в моем навыке ведения переговоров, Эллиот? — от смущения его спасает только то, что Бирч слегка усмехается.
Она выглядит такой спокойной и уверенной, будто бы уже знает, чем все закончится. Возможно, это то, что называется опытом. У Кирихары такого нет. Кирихара мало что видел на этой работе — возможно, именно поэтому вся эта ситуация ему кажется неисчислимым набором неизвестных переменных.
— Нет, мэм. Я сомневаюсь в адекватности Деванторы.
Он мало что видел на этой работе, зато видел Девантору в порту, и тот… произвел на него некоторое впечатление. Такое прям «я буду мучить тебя во время сонного паралича еще лет пятнадцать» впечатление.
— Он работает на Басира почти пятнадцать лет. В криминальной области мало какие межличностные отношения могут исчисляться таким сроком. Да, судя по информации из досье, Девантора эксцентричен, но он полностью устраивает Басира на своем месте.
В ее словах есть смысл, но Кирихара все равно считает, что коэффициент опасности намного превышает желаемый (и тот, который ему обещали, когда он сюда отправлялся).
— А если он будет не в духе? — интересуется он.
— А с чего ему быть не в духе? — в обычно лишенном эмоций голосе Бирч угадывается хмык. — Оттиски у Басира, они победили. Наоборот, думаю, сейчас самое подходящее время, чтобы навестить их, — она говорит это так, будто собирается на ланч к старому знакомому.
Кирихара качает головой.
Она паркует машину в двух кварталах, и Кирихара ничего не может с собой поделать, но чувствует волнение и вину, когда она отстегивает ремень безопасности и открывает дверцу, чтобы выйти.
— Если вдруг что-то пойдет не так, я дам знать, — говорит она, заглядывая в салон, и захлопывает дверцу автомобиля.
Какое-то время Кирихара провожает взглядом ее изящный силуэт, затянутый в темную блузку с коротким рукавом и тонкие льняные брюки, а потом откидывается на сиденье, немного опуская спинку. Позвоночник ломит, голова гудит: слишком много всего произошло за эту ночь.
Он думает про пули, свистящие в сантиметре от лица, твердость стены под лопатками, когда тот яванец приказывает им встать в ряд, и дуло чужого пистолета, направленное ему в подбородок. Какие-то воспоминания хочется просто вычеркнуть — от стыда за свою неумелость, от неловкости, от раздражения.
Кирихара хмыкает, склоняя голову набок и прикрывая уставшие глаза. Что оказывается удивительно, так это то, что почти все три эмоции он испытывал в основном, когда открывал рот — Кирихара морщится с закрытыми глазами —