Рид улыбается, но глаза у него серьезные, когда он протягивает руку:
— Объяснил, — и голос его звучит довольно жестко, — но пистолет все равно отдай.
И Кирихара понимает этот вполне очевидный намек: ты настолько классный, что я готов носиться за тобой по всему городу, но еще ты два раза чуть не убил меня, так что оружие я тебе не доверю, извини. Кирихара вспоминает его взгляд на автомобильном заводе, вздрагивает и протягивает рукояткой вперед, хотя внутреннее упрямство и появившаяся привычка делать назло твердят не отдавать. Он их не слушает, но внутри колет какая-то детская, иррациональная обида.
Какого черта.
Рид машет рукой куда-то в окно пропускного пункта, проводит минуту, пытаясь вспомнить код на электронном замке, и в итоге они прорываются через калитку, не совершив ни одного звонка. В четыре часа ночи по Раанде ходят редкие мужчины и женщины, но в целом здесь пусто. Они идут в больше сонной, чем неловкой тишине, пока не сворачивают на совсем пустынную улочку.
— Вот ты гд… — Диего Боргес, в шлепках выходящий на освещенную уличными фонарями террасу, так и замирает. — Чт… Чувак! Что это, блин, — он тычет растопыренными пятернями прямо в Кирихару, — такое?
— Я предупредил Салима, что приеду с ним, — машет рукой Рид. — Все в порядке.
— А мы разве не должны его убить?!
— Ох, Бо, после того что он вытворял этой ночью, его просто нельзя убивать, — заверяет его Рид.
Кирихара молча пялится в загорающееся в доме окно, и на его силе воли можно «Титаник» поднять со дна Атлантики. Активно жестикулирующий Боргес, проходящий все промежуточные стадии от шока до недовольства, не унимается:
— Мадре Мария! — Боргес прижимает лапищи к груди. — Да он соблазнил тебя!
— Не говори так про него! У нас любовь! — патетично восклицает Рид с абсолютно бесстрастным лицом.
Он их сдаст. Обоих. Просто сейчас возьмет, позвонит в Картель и сдаст с потрохами — пусть приезжают и разбираются.
— Я тебя предупреждаю, от таких мужиков ничего хорошего не жди!
— Да что ты понимаешь в мужиках!
— Вы чего орете под окнами в четыре часа ночи?! — хлопает кто-то дверью наверху крыльца. Кирихара поднимает голову: у святого отца Салима неожиданно загипсована рука и ожидаемо мрачное лицо. — Охренели?
— Мы охренели, — покладисто соглашается Рид. И Боргес тут же его поддерживает:
— Братан, а как он догадался?
Детский сад, безумие, Джакарта: Эйдан Рид и Диего Боргес.
Затем Салим, игнорируя этих двоих, переводит взгляд на Кирихару и цыкает:
— Епископ сейчас выйдет. Парня сказал не стрелять.
— Ну как, как не стрелять? — недоумевает Боргес, и Кирихаре хочется залезть обратно в такси и кататься на нем до конца своих дней. К сожалению, он прекрасно понимает, что как минимум до завершения всей возни с оттисками ему придется проводить время в этой компании.