– Встать, оружие на землю! – услышал я команду по-немецки.
Наконец они медленно поднялись. Их винтовки валялись в ногах. Кажется, охота подошла к концу. Офицер вышел из машины и подошел к пленным. Пристально оглядел всех, и я услышал слово «комиссар», произнесенное с чудовищным акцентом. Придурок, первым поднявший руки, похоже, был еще и политработником! Они его сейчас и грохнут, прямо тут! Ну точно, заставляет встать на колени, МП приподнял и… сразу начал заваливаться на бок, удивленно оборачиваясь назад. Следующим оседает пулеметчик в коляске. Водитель мотоцикла пытается развернуться и уехать и через пару секунд падает на руль, а мотоцикл продолжает катиться в мою сторону.
Водитель машины оказался проворнее, успел развернуться и начал двигался обратно. Проехал несколько метров и тут же встал. Ага! А портала-то больше нет! И ехать ему отсюда некуда! Выпрыгиваю из кустов.
– Хальт! Хенде хох![4]
Испуганный водитель послушно поднимает руки.
– Из машины, мордой в землю!
Подчиняется. Появляется Артем. Взгляд гордый и восторженный.
– Держи этого, – командую я.
Шура на связи – чисто, теперь контроль.
На поляне замерли три фигуры, одна из них так и стоит на коленях. Шагаю к ним. На лицах изумление. Они только что стояли одной ногой в могиле, а тут бац – и фрицы закончились разом. И все это без звуков выстрелов! Подошел. Офицер лежит на боку, из спины в районе сердца торчит арбалетный болт. Понятно теперь, кто постарался. К мотоциклу спешит Шура. Похоже, контролировать там некого. Глушит мотор. Идет к нам. Обращаю взгляд на красноармейцев, пустые петлицы – рядовые, пехота.
Делаю строгое лицо:
– Документы, бойцы?
Оба лихорадочно лезут по карманам. Так-с, что у нас тут? Красноармейские книжки, фото совпадают – Соколов Максим Петрович, из Харькова, 1923 года рождения, образование – десять классов, призван 24 июня 1941 года. Омельянчук Петр Николаевич, из-под Полтавы, 1922 года рождения, образование – семь классов, призван 26 июня 1941 года. Номер части мне ничего не говорит.
– Так, бойцы, поступаете в распоряжение товарища капитана, – говорю я и киваю на подошедшего Шуру.
– Па-азвольте, товарищ, а вы почему здесь распоряжаетесь? И кто вы такой, представьтесь? – раздается истеричный голос справа от меня.
Поворачиваю голову. Петлицы красноватые, два кубика, на рукаве небольшая звезда с серпом и молотом – младший политрук. Небольшого роста, нормальной комплекции. Глаза бегают. Уже на ногах и права качает! Ты же только что на коленях стоял! Ловлю его взгляд – и пошла картинка. Такие люди существовали всегда и везде. При Юлии Цезаре, Иване Грозном, Сталине или Гитлере. Они хотят хорошо и сытно жить, но при этом почти ничего не делать. И вроде бы вполне нормальное человеческое желание, если бы не то, что этого «почти» им хватает только на зависть и подлость по отношению к окружающим.