Я не знаю, откуда взялось такое представление о работе Народного комиссариата внутренних дел и управлений контрразведки СМЕРШ у авторов сценариев этих сериалов. Давайте хотя бы на примере дела Таврина посмотрим, как все происходило в действительности. Многие, кто не сталкивался со следствием, считают, что допрос без битья по морде – это ерунда, быстро поговорили и разошлись, легко выдержать. Абсолютная чушь, любой допрос – тяжелое испытание для психики, а в ту эпоху допрос проводился по многу часов без перерыва. Когда следователь уставал, его подменяли, обвиняемый же продолжал давать показания. Часто в протокол вносилась лишь сухая выжимка. Представьте, сколько средний человек успеет рассказать часов за восемь, а показания при этом умещаются лишь на двух-трех страницах. Зато в них содержится главное.
Что значит непрерывный допрос диверсанта? Это значит, что его не отпускают в камеру, не дают собраться с мыслями, отобрать, какие сведения можно рассказывать, о чем упоминать для него не выгодно. Диверсанта прессуют по всем правилам перекрестного допроса: вопрос слева, вопрос справа, темп на зависть спринтерам, без передышки. Согласно терминологии следователей, допрашиваемый должен «плыть». Именно в этот момент, когда у него иссякают моральные силы, ему делают предложение, от которого нельзя отказаться.
Таврин «поплыл» на первом же допросе. Он согласился «сыграть концерт» для Берлина, так на профессиональном языке называется радиоигра. Ему сразу и популярно объясняют, что он живет, пока приносит пользу советской Родине. Задумает вилять – встанет к стенке. Это чтобы не вздумал дать сигнал о работе под контролем. Можно, конечно, посадить за ключ своего радиста, но всегда есть опасность, что в центре увидят мимолетные изменения почерка. Проще перевербовать «пианиста» и внимательно следить, чтобы ничего лишнего не сделал, точку, например, не пропустил или ответил не так, как обычно. Словом, никакой самодеятельности, иначе расстрел по законам военного времени.
Начало операции под кодовым названием «Туман» утвердил лично начальник Главного управления контрразведки СМЕРШ, заместитель народного комиссара обороны СССР генерал-полковник Виктор Абакумов с санкции народного комиссара внутренних дел Лаврентия Берии. Под полным контролем специалистов с Лубянки Лидия Шилова садится за ключ. Берлин получает первое сообщение от своих диверсантов: «Прибыли на место, приступаем к выполнению задания».
Все проходило без сбоев, Шилова послушно регулярно «выступала с концертами» для Берлина, передавала, какую сложнейшую работу они с супругом ежедневно выполняют с риском для жизни, чтобы приблизить выполнение ответственного задания. Одна из радиограмм, в частности, гласила: «Познакомились с врачом-женщиной, имеет знакомых в кремлевской больнице, обрабатываем». У кураторов в главном управлении имперской безопасности в Берлине складывалось ощущение, что ликвидация Сталина близка как никогда. Никто ведь и мысли не допускал, что агентов перевербовали, донесения Таврина Берлин получал с завидным постоянством. Был, например, рапорт, что испортилась батарея для радиостанции, если не получится срочно доставить в Москву новую, связь оборвется. Потом – срочно нужна помощь и поддержка нелегалов, вдвоем устроить покушение на Сталина невероятно сложно. Нет, Таврин, конечно, очень старается, мечтает оправдать возложенное на него высокое доверие фюрера, но силы уж больно не равны. В Берлине вошли в положение, подчинили Таврину группу агентов, действовавших в тылу. Разумеется, скоро все они давали показания на Лубянке. Последнее сообщение Таврина ушло в главное управление имперской безопасности 9 апреля 1945 года, ровно за месяц до капитуляции Третьего рейха.