Сын Ра (Воронин) - страница 28

Меня абсолютно не тяготило то обстоятельство, что при маме — педагоге я не умею играть на фортепиано, но когда бабушки — соседки ставили мне это в совершенно законный упрек, мне становилось очень стыдно; в порыве чувств я «наседал» на маму, она разворачивала ноты, и мы приступали к упражнениям и этюдам, но и здесь, дома, меня хватало максимум на один месяц, а потом я вновь на долгие годы забрасывал свои занятия музыкой. Мама никак не могла подобрать оптимальную методику моего обучения игры на фортепиано, так как я был крайне не усидчив и, к тому же, быстро уставал за инструментом. Один Ра знал, чем можно завлечь и заинтересовать мою неуемную «близняцкую» натуру (по гороскопу я — классический Близнец). «Шерше ля фам», — как говорят французы в таких случаях, что означает: «Ищите женщину!». И Ра нашел для меня такую «женщину». Ею стала черноволосая хорошенькая девочка с голубыми глазами из моего же класса Лена Митерева, удивительно похожая на мою первую любовь Лену Епифанову; к тому же, случайно это или нет, но так же, как она, обучалась в музыкальной школе по классу аккордеона.

Как писал Льюис Кэрролл в своей «Алисе в стране чудес» вокруг красивой девочки всегда происходит «большая путаница». Так было и в нашем классе. Оказалось, что у Лены Митеревой здесь было по меньшей мере 4 тайных «воздыхателя»: Игорь Куприянов, Миша Петров, Сережа Новиков, ну и я, Ваш покорный слуга! А началось все с банального мальчишеского розыгрыша. Однажды в 5 классе, в начале урока я, как обычно, полез за учебником в свой ранец, как вдруг оттуда выпала записка. Я поднял ее с пола и с удивлением прочитал: «Сережа, я тебя люблю! Давай встретимся после уроков. Лена Митерева». Краска бешенства бросилась мне в лицо — я, почему-то, сразу подумал на Вадика Макарова, хулиганистого парнишку, с которым уже целый год сидел за одной партой. У нашего классного руководителя Эльзы Григорьевны Райн была такая своеобразная тактика рассаживания учеников в классе: хулигана всегда усаживали рядом с «правильным», с ее точки зрения, мальчиком. Вадим Макаров, родом из потомственных «зека», проживал в карагандинском поселке Унша, одно название которого наводило ужас на тогдашнюю ребятню. Поселков, подобных Унша, всегда было много в СССР, как, впрочем, сейчас и в России: это и поселок Куета возле Барнаула, и поселок Чесноковка возле Новоалтайска, и многие другие «злачные» места на просторах нашей необъятной Родины. Объединяло их всех то, что в таких поселках проживали преимущественно «откинувшиеся» после отбытия срока наказания уголовники и их маргинальные семьи. По-видимому, желая для Вадика иной, чем у них, Судьбы, родители отдали его в народный цирк, работающий тогда на общественных началах во Дворце горняков. Как ни странно, Макарову очень понравилась эта учеба и работа в цирке, он стал прекрасным акробатом и всегда на школьных уроках физкультуры, по многочисленным просьбам мальчишек, удивлял нас изящными сальто и прочими акробатическими экзерсисами. Однако гены все же брали свое, и криминальные наклонности, нет да нет, время от времени проявляли себя. Вадик был «честным клептоманчиком» — не было вещицы, мимо которой он мог спокойно пройти, не прикарманив. Закономерным итогом этой «богопротивной» деятельности была постановка Макарова на учет в детской комнате милиции, чем он, впрочем, всегда очень гордился. Естественно, что тень моего подозрения сразу же пала на эту ближайшую ко мне «харизматическую» личность. В негодовании я сунул записку ему в физиономию, да еще при этом больно ударил его в плечо своим костлявым кулачком. «Воронин, ты что себе позволяешь на уроке?» — сердито закричала Эльза Григорьевна, для которой мои действия на первом ряду, конечно же, не остались незамеченными. Макаров в недоумении поднял скомканную записку, бегло прочитал ее и заржал, как конь. При этом он лукаво посмотрел на сидящую сзади Лену Митереву, кокетливо подмигнув ей — дескать, я в курсе твоей тайны. Тогда, много лет назад, в порыве гнева я даже не успел сообразить, что почерк — то в записке был отнюдь не Вадика. Но было поздно — маховик «общественного скандала» раскручивался вовсю. Записка пошла по рядам, вызывая гомерический смех у «вождей» класса — Вити Чернышева и Бори Арсеньева; ну а далее, как водится, пошла «цепная реакция» — вскоре уже весь класс был в курсе этого происшествия. Даже сейчас, спустя десятилетия, я так точно и не знаю, кто же был, все — таки, автором этой скандальной записки, но явная обида на меня Лены Митеревой и ее осуждающий взгляд, который изредка после этого я ловил на себе в течение длительного времени, все чаще заставляют меня задумываться над тем, что именно она и была этим «неизвестным» автором! В общем, я «лопухнулся» с прекрасным полом в очередной раз.