— Иди ось сюда, Юрок, — дядя Саша потянул его за собой. — А сумку свою запхни под шконарь.
Айзеншпис проделал всё это и сел, сложив руки на коленях. Не знал, что делать.
— А я тебе ещё тогда говорил — пластиночки эти до добра тебя не доведут. 158-ю заработал?
— В особо крупном, и 88-ю ещё.
— Ох, твою ж… бабочку. Далеко пойдёшь, — Сан Саныч хмыкнул, крутнув бычьей шеей. — Да и надолго. Валютчиков не любят в нашей стране.
— А кого любят? — Юра продемонстрировал свою кривую улыбку — правый уголок рта поднимался гораздо выше.
— Как нога-то? — махнул здоровущей пятерней дядя Саша.
— Мениск? Да нормально почти. Даже пробовал бегать по утрам.
— И…
— Боюсь ускоряться.
— Понятно.
Сан Саныч, он же дядя Саша, он же Александр Александрович Милютин, был тренером Айзеншписа по лёгкой атлетике. Юра пришёл в секцию в семь лет и подавал очень большие надежды. Уже в пятнадцать он выполнил норматив первого взрослого разряда — а потом было падение и травма мениска. Вроде и вылечил, а скорость ушла. Бросил, да — и занялся музыкой. Не играл, фарцевал дисками и плёнками. Денег у родителей не просил, а чтобы купить магнитофон «Комета», даже заложил в ломбард свой костюм с выпускного. Заработал и выкупил. Теперь всегда висит в шкафу. Память.
— А вы за что сидите, статья какая? — чтобы поддержать разговор, спросил он бывшего тренера.
— Я не сижу нигде, ну вот разве на шконаре. Я под следствием. Сто сорок девятая, — неохотно выдавил из себя информацию тот.
— Поджог? И сколько сейчас за это дают?
— Восемь.
— Лет?! Да вы шутите! — статья была редкая, обычно шла довеском к какой-нибудь более серьёзной.
— Вторая часть. Она до десяти, — пояснил дядя Саша.
Надо отдать Юрию Айзеншпису должное: вступив на скользкую дорожку, он внимательно, чуть не наизусть, выучил уголовный кодекс РСФСР, а потом — и УПК. Не остановился: прочёл комментарии суда к УК и выучил на всякий случай статьи АПК, что могли его коснуться. Именно потому статья бывшего тренера его сильно удивила: в СССР не набралось бы и сотни человек, кто получил вторую часть этой статьи — то есть поджог чужого имущества с человеческими жертвами.
— Это что же: вы подожгли, а там кто-то сгорел?
— Угу.
— Расскажете? — Юра уселся поудобнее.
— Да я и не делал ничего! — скривился бывший тренер.
— Тогда чего вы здесь, и, я так понял, давно? — Айзеншпис обвёл взглядом не сильно широкую, но длинную камеру с двухъярусными кроватями или нарами вдоль стен и только одним предметом мебели — огромным столом, прикрученным к полу.
— Ну хорошо, слушай. А поверишь ты или нет — это уж твоё дело, — Сан Саныч взял со стола свою кружку, глянул в мутный напиток — остывший крепкий чай — и, допив последний глоток, поставил кружку на стул. — Может, покурим?