— Кондейко, отведи товарища Милютина в лазарет. Потом, как перевяжут — в кабинет к зам по оперработе.
— А как я с этажа-то…
— Я распоряжусь. Пропустят вас.
— Понятно.
— Не «понятно», а «так точно»! Выполнять, — и, повернувшись к Милютину, почти приветливо спросил: — Заявление писать будете, товарищ майор?
— Обойдусь.
— Не держите зла. Работа, — развёл руками капитан.
— Сучья у тебя работа. Меняй, а то и сам станешь…
— Пройдёмте, товарищ майор, — поторопил попкарь.
— Пойдёмте, товарищ сержант.
Интермеццо пятое
Бабушка говорит внуку:
— Ты мне, деточка, объясни по-научному: почему я сначала молнию вижу, а потом гром слышу?
— Да здесь все понятно, бабушка. Глаза-то у тебя впереди, а уши — сзади.
— Пионер, в борьбе за дело коммунистической партии будь готов!
— Всегда готов!
Ребята и девочки вскинули руки в салюте, и Теофило поднял свою вслед за пионерами. Теперь и он стоял с красным галстуком на шее — на одну маленькую ступеньку приблизился к своей мечте. Теперь нужно вступить в комсомол. Зачем? За надом. Оказывается, Леонсия — комсомолка, и даже подала заявление на вступление в коммунистическую партию, а рекомендацию ей дали два самых великих, по мнению Арисаги, человека. Фидель Кастро и Пётр Тишков.
— Папа, я хотеть камсол! — Теофило потряс сидевшего с закрытыми глазами на соседнем кресле в самолёте футболиста.
Сидел, думал, готов ли он стать комсомольцем. Вспоминал вот про пионеров. Спросил вчера Папу.
— Вот два «Зениту» забьёшь — тогда примем тебя.
Папа — это не отец. Отец Трофимки остался в Перу, как и все его братья и сёстры. Большая семья, и до того, как он подписал контракт с «Альянсой» — очень бедная. Папа — это Степанов. Очень трудная фамилия. Стье… па… ньёф. Не получалось сначала у Теофило. Стрипанья. Стирпаньо. Спиртаньев. Последняя вариация была уж совсем за рамками, и бородач простонал, глотая слёзы, выступившие от смеха: «Зови меня Папа. Шефство я над тобой, горе ты луковое, возьму». Так Папой и зовёт.
— Комсомол? Вон у нас комсоргом Олег Долматов. Долма. К нему иди.
Ушёл. Только Степанов задремал, как Трофимка снова его разбудил.
— Он сказалть, чтобы я пойшёл.
— Куда?
— Не знайть.
— Пусть напишет, — может, хоть пять минут дадут поспать. Игра с «Зенитом» вымотала так, что Вадим еле ноги до самолёта дотащил. Он их тащил, не они его.
Вадим Степанов успел сто раз пожалеть, что милостиво разрешил пацану в любое время обращаться с вопросами. Ладно бы спрашивал, как пройти в библиотеку, или там, где в Алма-Ате всегда можно достать свежего пива… тьфу, ёшкин! Нет, вот на этот вопрос он точно отвечать бы не стал, да ещё и сразу сдал бы его Кашпировскому. Нехрен нахрен, смолоду дурить. Так ведь он, поросёнок, лезет с удивительными вещами типа «кто выступал с речью на II Съезде ВЛКСМ?».