Эйнар, например, не знал, оставалась ли когда-нибудь Гюнхиль возле их кровати по вечерам, ожидая, когда они с Эйвиндом уснут. Но ему бесконечно хотелось верить, что так и было, и потому он делился с Эмилем историями о ласковой маме, которая каждый вечер рассказывала им сказки. И от этого тоска по матери становилась еще сильнее и глубже. Он восхвалял ее терпение и нежный голос, который царил над серой тишиной острова, доброту и большую любовь к отцу, хотя тот и не был склонен к проявлениям нежности и душевным беседам. Эйнар восхищался силой духа Гюнхиль и ее великодушием.
Результатом этой невинной лжи стал образ идеальной матери и безгрешной женщины, единственная вина которой – в том, что ей не хватило силы выдержать рождение троих детей и тяжелую жизнь на острове.
Такой была утешительная вера, и с ней братья Бьёрнебу жили годами.
До полудня оставались считаные минуты. Солнце нещадно палило. Эйнар выглянул в окно. Пролив раскинулся как серое плоское полотно, по которому скользили лодки, вернее их очертания. Маленький загон для Перниллы, как всегда, пустовал. Эйнар был уверен, что Эмиль где-то бездельничает. Должно быть, оставил козу пастись, а сам решил освежиться в воде.
«Если он не вернется до того, как закипит кофе, – подумал он, – пойду его искать и задам ему как следует!»
Но кофейник на огне зашумел, а Эмиль так и не пришел. Его всё еще не было, когда отец с Эйвиндом зашли домой, изнемогая от пота и усталости.
Эйнар подал на стол дравле и кофе.
– Я почти увидел, как кит пускает фонтанчик! – с восторгом произнес Эйвинд. – И уже приготовил желание, а он, негодяй, передумал! А кстати, где Пернилла?
– С малышом, – ответил Эйнар.
– А малыш где?
– С Перниллой! – засмеялся Эйнар.
Эйвинд тоже засмеялся.
Арне молча продолжал есть. Вдруг он встрепенулся, посмотрел вверх, потом повернулся к Эйнару и, не вытирая губ, с которых капал сироп, спросил:
– Почему нет Эмиля?
– Он пасет козу.
– Пойди и приведи его, – велел Арне и снова опустил голову к тарелке.
Эйнару не нужно повторять дважды. Это не Эйвинд. Он встал и вышел из дома, намереваясь задать хорошенькую трепку Эмилю. Так повелось, что он отвечал за брата, если тот задерживался или попадал в неприятности. Он отправился на север в полной уверенности, что увидит его там, возможно, вдалеке, но его нигде не было. Затем он повернул к маяку, думая, что, может быть, брат сидит или спит там. Обошел маяк, но никого не нашел. Он вышел за ограду и, прикрыв глаза ладонью, оглядел остров по периметру, насколько мог видеть. Никаких следов Эмиля. И козы.