– Ох, – выдохнула мать. – Это серьезно?
– Ему всего двадцать два года, – бросила Люси.
И подумала, что это предательство – отрицать возможность отношений из-за его молодости, но на самом-то деле, приоткрыв некое окно, она старалась вбросить туда как можно больше информации. «А еще он – чернокожий». Этого она не произнесла вслух. Возраст Джозефа уже шарахнул снарядом у головы ее матери, вызвав легкую контузию и временную потерю речи. Но напрочь сносить голову кому бы то ни было Люси не собиралась, во всяком случае до поры до времени.
– Ага, – подхватил Эл. – Он с нами рубится в «Фифу́» и еще помнит математику.
– Я тоже помню математику, – возмутилась Люси.
– Ты помнишь цифры. Это совсем не одно и то же, – упирался Дилан.
– Ну что ж, – резюмировал Кен, – развлечение для всей семьи.
– Точно, – обрадовался Эл.
– Как вы познакомились? – спросила Маргарет.
– В мясном магазине. Где он подрабатывает по субботам.
– И как ты перешла от слов к делу? – продолжала Маргарет.
– Он пару раз с нами посидел, – брякнул Дилан. – А потом – БАХ!
Эл зашелся смехом. Даже родители Люси улыбнулись.
– Еще вопросы будут? – спросила Люси.
– Ты счастлива? – спросил отец.
– Она стала в сто раз лучше, чем раньше, – ответил за нее Эл и продолжил: – Деда, а можно спросить?
Люси не понравилось выражение его лица. Обычно просьба о разрешении задать вопрос не сулила ничего хорошего. Не иначе как впереди замаячил либо Брекзит, либо цвет кожи Джозефа.
– Сейчас не время, – отрезала Люси.
– Ты даже не знаешь, что я хочу спросить!
– Не важно.
– Очень даже важно.
Как все дороги ведут в Рим, так и все вопросы вели к неприятностям.
– Бабушка хочет узнать, как у вас дела в школе. – Люси решила сменить тему.
– Не хочет, вон она какое лицо сделала.
– Не груби, – отрезала Люси.
– Я же не говорю, что она всегда такая. Просто ей неохота слушать про школу.
– Расскажи-ка мне, как дела в школе, – потребовала мать Люси, неожиданно просветлев лицом.
Спектакль начался еще до того, как на сцене разыгралось действо. В зале среди публики оказались актеры, которые перекрикивались через проходы, посылали друг другу воздушные поцелуи, с хохотом сновали туда-сюда. Люси никогда не получала особого удовольствия от такого рода погружения в искусство; она считала, что после автобуса нужна передышка, чтобы привести себя в порядок и настроиться на театральный лад. В туалет вечно выстраивалась очередь, за мороженым и шоколадом тоже; частенько приходилось с извинениями протискиваться мимо какой-нибудь пожилой пары, которая медленно, со вздохом поднималась со своих мест, вынужденно брала в руки пальто и укоризненным взглядом давала понять, что приходить полагается заблаговременно. К тому же Люси опасалась, что какой-нибудь актер, снующий в партере, назовет ее аппетитной милашкой, или подмигнет, или предложит купить сладкий сочный апельсин. Совершенно непонятно, как себя вести в таких ситуациях. Да к тому же при свете в зале! Искусство еще не набрало свои чары, но они уже навязывались извне.