Добрались до острога, где встретили меня, как родного. Знакомый чин с сожалением развёл руками — с утра некий паразит увёл у меня из-под носа пяток пейзанских семей. Ныне только трудяги мануфактурные, да тати разной степени душегубности. Подумал я, да и решил на пролетариат местный взглянуть, да и полюбопытствовать, не желает ли он сменить благоустроенный острог на пейзанство в Логе.
Акым также наличествовал и, шепелявя, отвёл меня в подземелье.
Там располагались четвёрка именно семей, подчас с совсем малыми детьми. Что меня, уже ознакомленного с рядом “имперских законов”, не удивило. Семья в имперских реалиях была именно “семь я”, где один за всех и все за одного. Один объект для закона, скажем так. Накосячил, положим, мужик — жена и дети также отвечают. Последние, правда, до обзаведения своим домом. Ну и приживалы, ежели такие есть, также в “коллективно ответственную единицу общества” входят. Правда, с детьми мне повезло: обычно мелких, насколько я понимал, разбирали сразу: воспитывали потребных человечков.
С другой стороны, силком тащить… А с третьей, мне что, спрашивать их, в конце-то концов? Пусть радуются, что семьи не распадутся, а так — мануфактур у меня нет, будут аграрствовать со страшной силой жопой к небу. Ну и генофонд Лога улучшать, не без этого.
— За что в острог загремели? — полюбопытствовал я, кивнув в сторону пещер.
— Тык, гошпотин Шртишыч, жнамо жа што — товар мнуфатурный попортили, бежтельники.
— Хм, ты, — тыкнул я в мужика, вслушивающегося в разговор. — Почто товар испортил?
— Смилуйтесь, господин Штришыч, невиноватые мы! Седобор, управитель товар негодящий купил, дык мы-то откуда знали? А товар и попортился, а мы виноваты во всём оказались, — понурился мужик, что учитывая его коленопреклонённость, было непросто.
Но справился, хотя чёрт знает, конечно, что там в мануфактурах всяческих творилось. Может, и вправду сырьё дрянное, а эти — виноватые, которые непременно, согласно этноменталитету, должны быть. А, возможно — косячники ленивые, криворукие. Впрочем, мне, по большому счёту, похер: в Логе саботажничать соседи и старосты не дадут, ну а мелочь — вообще пейзанить будет со страшной силой.
— Беру всех, семьями, — отметил я.
А пока их обошейничали (карапузов, кстати, тоже), я радовался мудрости своей. Вот не прихватил бы бегуна, покупать бы пришлось: спиногрызов много, всех родные не утащат на скорости приличной. При этом, пятый бегун мне хрен знает, на кой сдался. Хотя тройка на перевозку урожая и не помешает.
А на выходе, когда я уже взгромоздился на Индрика, один мужик запнулся и что-то замычал.