Разве что, наделал я пейзанам газовых гранаток с тем же ангидридом. Милое дело на условно-крупную пакость, правда намучался с техникой безопасности, обеспечив ведьм работой. Но, вроде бы, освоили, так что дёргали меня “на зачистку” пореже.
Вдобавок, осваивал недоосвоенное по биомагии. Чисто теоретически: к сожалению, из инструментов “непосредственного оперирования” был только Архив, а из родильных чанов — только моё тело. И вот как-то не готов я был “порождать всяческую жисть”. То ли отморозился недостаточно, то ли чрезмерно — чёрт знает.
Ну а самое главное — запустил Архивом программу перевода работы нейронов на прямую, а не электрохимическую, электрическую деятельность. Не без опасений, но начал, причём периферийную нервную систему поставил в приоритет — спарка мозг-даймон в критических ситуациях и так давала пристойную скорость (хотя, безусловно, больше — лучше), а вот тело отставало.
Так прошла ещё пара месяцев, в деревнях начался ожидаемый чадобум — вливание от новичков, да и я периодически толику эфира в семя на осеменительных рудниках добавлял. Пейзане Стрибожья отбились монорыльно от трёх песцов — пристрелили одного, траванули двух, покарябали доспехи, но это некритично. На то доспехи и био, всё-таки.
А после начался миничадобум у меня — для начала, разродилась Люба, причём как беременность, так и метание икринки на ней, кроме лёгкой слабости, не сказалось. Собственно, она, насколько я понимаю, меня-то оповещать не собиралась. Но мне было интересно, так что я с ней направился к Макоси.
— Человечек, не родович, — выдала ведьма печально вздохнувшей Любе. — Жди, девка, как народится дитёнок, позову. Угодно ли вам что, господин Стрижич?
— Нет, Макось, просто заглянул проведать, — выдал я, да и подхватил Любу под локоток, по дороге пожмякав попку и вообще показав, что “бросать” не собираюсь.
А вот способ определения магичности был довольно интересный — этакий мазок по икринке травяной кашей, очевидно — эфирочувствительной.
Ночью, ударно поуспокаивав Любу во все дыхательные и пихательные (что характерно — успокоилась, родительский инстинкт, конечно, не отсутствовал, но был заметно менее патогенным, а уж икринка вообще ничего, кроме тёплых чувств разума, не вызывала — это с младенцем, как я понимаю, начнётся биохимия с гормональщиной), я уснул и был разбужен до рассвета мыслеэмоцией Индрика “хозяин, срочно!”
Выбежал на порог спросонья, увидел раззявленную акулью пасть которая обдала меня потоком слюней и слизи! Отплевавшись, я обнаружил автоматически пойманную ладонями икринку. А акул, паразит такой, отмыслеэмоционировал “Индрик сделал своё дело, Индрик может уходить” и гордо утопал в конюшню.