Пропавшая карта (Куинн) - страница 115

Вскоре тени совсем сомкнулись и на гору спустилась ночь.

– Надо было захватить фонарик, – сказала Хармони.

– Мы же не знали, – сказал Бро. – Будем просто полагаться на нюх Артура.

Я переместился вперёд, ориентируясь по своему нюху, как Бро и посоветовал. Мимо в темноте проплывали различные силуэты, которые я узнавал лишь потому, что видел их прежде при свете: огромный пень с грибами на нём и заросли игольчатых деревьев. Затем мы дошли до самого крутого подъёма, где детям нужно было опуститься на четвереньки. И теперь мы все шли таким образом! До чего ж весело это было бы, если б я не был так встревожен! Теперь запыхались уже все мы.

– Знаешь, о чём я думаю? – спросила Хармони, тяжело дыша. – Нам бы сейчас очень пригодился папа.

– Терпеть его не могу, – выдохнул Бро.

И они пошли дальше, по-прежнему двигаясь на четвереньках и слегка сопя от напряжения.

– Это он предложил завести Принцессу, – сказала Хармони через время.

– И?

– Чтобы извести мышей.

– И что?

О чём это они? Принцесса – папино предложение? Вау! Я немножко помнил папу, но эти воспоминания были очень расплывчаты. Я всё ещё пытался понять, что хотела сказать Хармони, когда мы подошли к выступившей из ночной тьмы стене.

– Утёс, – сказала Хармони.

Вырубленные в нижней части скалы ступени слегка поблёскивали во мгле. Бро наклонился.

– Харм, погляди на снег вот тут, под ступеньками.

Хармони склонилась к нему.

– Он утрамбован так, что получилась какая-то ямка.

Бро распрямился.

– Я думаю, это Артур.

– Он много раз пытался залезть наверх? – спросила Хармони.

– И падал назад.

Именно так! Как они догадались?

– Но прошлый раз у него получилось! – воскликнула Хармони.

– А ты ему вкусняшку давала?

– Да.

– Ну вот тебе и разгадка. Суть в том, что, когда ему не удалось забраться, он вернулся за нами.

– Но мама ни за что не пошла бы туда, оставив его одного! – сказала Хармони.

Они оба подняли головы и позвали:

– Мама! Мама!

Сначала им никто не ответил. А потом сверху, с того самого старого маршрута Сококи, если я ничего не путаю, послышались их собственные голоса: теперь они казались очень далёкими и испуганными.

– Мама! Мама!

Мы с Мелани сидели возле огня. Я могла бы пристроиться возле неё в большом мягком кресле, но мне не хотелось быть так близко от её горя. Когда горюет мама или кто-то из детей, то это совсем другое дело. А Мелани – она мне чужая. Я в подобных вопросах не люблю торопиться. В какой-то момент её голова стала крениться на сторону, и она заснула. Постепенно с её лица сошло это страдальческое выражение. Оно не стало счастливым, но успокоилось. Оказалось, что Мелани вполне симпатична. Глядя на неё, я даже стала подумывать, не перебраться ли к ней, но вдруг вспомнила о своём кошельке. Может, раньше он и был не моим, но теперь мой.