Мартин Скорсезе. Главный «гангстер» Голливуда и его работы (Шон) - страница 77
Фильм передает силу страсти Ньюленда тонко, но безошибочно. Повторяющийся мотив — нежные прикосновения рук
Мишель Пфайффер движется со свободой, которая едва ли не обнуляет всех остальных действующих лиц. В фильме она единственная живая фигура среди множества восковых фигур. Примчавшись на встречу с Арчером раскрасневшейся и запыхавшейся, Эллен производит на него такое впечатление, что с его уст срывается неуместная усмешка. Скорсезе показывает их восторженные ухаживания движениями рук — сжатых, ласковых или — как в одной замечательной сцене в коляске — нежно высвобождающихся из перчаток и кажущихся обнаженными. Причины отказа Эллен достаточно понятны: она слишком хорошо знает ту жизнь изгоев, которую им предстояло бы прожить вместе. Обнимая ее, как ребенок обнимает за талию свою мать, герой Дэй-Льюиса испускает сдавленный и нежный вздох. «Он потерпел крах как мужчина, он отвержен как благородный человек — и он просто устал», — писал Энтони Лэйн в журнале «New Yorker».
На прощальном ужине, который дает графиня Оленска, Арчер вынужден сидеть рядом с ней и вести светскую беседу, в то время как «его глаза выражают полное опустошение; они влажны не от слез, а от настоящей боли — как будто кто-то под столом кусает его за ногу».
Для некоторых критиков пассивность Арчера стала преградой для восприятия: фильм им показался таким же замкнутым, как и его герой. «Материал остался нераскрытым из-за полной уравновешенности, жесткой манеры показа и подчеркнутой формальности изложения, которые картина демонстрирует во всех деталях», — отмечал Тодд Маккарти в журнале «Variety». Осталось неясным, является ли сложная манера изложения, которой придерживался Скорсезе, выражением страстей, кипящих под поверхностью этого «иероглифического мира», или демонстрацией формальности отношений между любовниками? Что это — бьющееся сердце или иероглиф? Вайнона Райдер, только что закончившая съемки в фильме «Дракула» по роману Брэма Стокера, в конце фильма подарила нам великолепную сцену. Ее черные глаза сияют так, как будто на этот раз она сама является вампиром, высасывающим жизненные силы у своего мужа. Это еще одна замечательная сцена эмоционального предательства, столь же жестокого в своем роде, как и финальные сцены таких фильмов Скорсезе, как «Славные парни» и «Отступники».
Безусловно, «Эпоха невинности» — это не молодежный фильм. Он весь состоит из тлеющих углей и кипящего сожаления — а это приметы не столько невинности, сколько возраста. «До того момента, когда я начал снимать „Эпоху невинности“, — говорит Скорсезе, — у меня продолжался поздний подростковый период. Только в пятидесятилетнем возрасте я задумался о том, а что было бы, если бы я был человеком другого типа, который мог бы легко со всем этим справиться. Разве моя жизнь была бы совершенно иной?» Эта нота утраты и тоски, впервые затронутая в «Последнем искушении Христа», будет в дальнейшем возникать в таких разных проектах Скорсезе, как «Остров проклятых», «Хранитель времени» или документальный фильм о Джордже Харрисоне «Жизнь в материальном мире».