Козлиная песнь (Мейстер) - страница 72

Ты положил Марлен на бок на расстеленный полиэтилен с той стороны мастерской, которая выходила на улицу, в одной из двух башенок. Девочка не казалась уж совсем мертвой, я подумала, что она, пожалуй, только спит, но ты объяснил, что такое впечатление возникает из-за ее мохнатой шкуры, мертвые девочки не бывают похожи на пустую оболочку. Я тут же заметила, как по ней ползут два рыжих клеща, ты поймал их быстрым движением и раздавил между ногтей. Из клещей брызнула кровь. Чуть позже я увидела, что по полу ползают какие-то еще насекомые помельче. У меня зачесалось все, что можно, — в носу, около темени, я принялась скрести себе ноги.

Мы смотрели на умершую и молчали. Я очень разволновалась. Дрожащими руками взяла со стола банку и достала оттуда немного глины. Затем наклонилась и обмазала Марлен голову. Ты пытался возразить, но, увидев мой властный жест, смирился. Когда ее чуть приоткрытые глаза исчезли под слоем глины, мне стало немного легче. Теперь это была уже не молоденькая девочка, а предмет. Я покрыла глиной всю голову и оба уха, одно из которых было красным от крови. Затем под глиной исчезли и шея, и все туловище. Вышла великолепная, почти абстрактная форма, скульптура, вылепленная настолько достоверно, что казалось, она вот-вот оживет.

— Давай-ка ты ляг с ней рядом, — резко сказала я тебе. — Вот сюда, голова к голове.

— Тебе это очень важно?

— Да.

Ты колебался.

— Ну пожалуйста, Йо. Ради меня.

Ты лег на полиэтилен, голову положил на безопасном расстоянии от еще не высохшей скульптуры.

— Ты только не пугайся, но я и с тобой сейчас кое-что сделаю.

Полностью повинуясь моей воле, ты дал мне намазать глиной и твою голову, даже веки, тончайшим слоем. И рот, и уши, из всех отверстий открытыми остались только ноздри. Ты лежал неподвижно, «погрузился в себя», подумала я; ты не шевельнулся, даже когда я придвинула меньшую фигуру к тебе поближе, когда приподняла ей голову и осторожно положила мордой на твой глиняный лоб. Затем я намазала твои длинные волосы. Они стали тяжелыми и послушными, теперь ими можно было заполнить просвет между твоим затылком и ее грудью. Больше всего мне хотелось покрыть глиной все твое тело, включая одежду, но банка моя опустела, пришлось остановиться. Поэтому я прикрыла правый глаз и вытянула руку вперед так, чтобы ладонь закрывала для меня часть двуглавой скульптуры; я не видела середины твоего тела, где была одежда, и легко могла представить себе, что мумифицировала тебя всего, от головы до хвоста. Теперь было не разобрать, где кончается зверь и начинается человек. Наконец-то я обрела власть над жизнью и смертью, здесь не существовало различия между телом, которое еще дышало, и телом, в котором сердце уже остановилось. Было неясно, кто из вас в какой находится фазе. Ты, возможно, умер, а в нее я вдохнула новую жизнь. Вы оба были сделаны из одного материала, оба представляли собой нечто среднее между скульптурой и живым организмом. Больше всего на свете мне хотелось лечь рядом с вами и под сулящим утешение слоем глины слиться воедино с мужчиной, зверем и смертью.