— Доминик, у меня нет отца, — донеслось из глубины хлева.
— А я‑то думал, что вам все известно, — защебетал, обращаясь ко мне, Доминик, точно испуганный попугайчик, и чуть не уронил свою метелку для борьбы с паутиной.
— Мы зовем Дюжардена Глотом.
Несмотря на болезнь, ты прекрасно расслышал слова Доминика, возразившего мне, когда я сказала, что твоя мама общалась с Дюжарденом не больше недели. Я спросила Доминика, как же так? Тот немного покряхтел, а потом попытался сменить тему на более безопасную: предложил позвать к Эмили ветеринара, ведь Эмили — последняя из прямого потомства его собственной Мари — была так похожа на мать. Унаследовала даже ее характер.
Я повторила свои вопрос, и Доминик со вздохом сдался. Держа оружие против паутины как скипетр и выбирая ворсинки из принесенной с собой швабры, стоявшей сейчас у перегородки палкой вниз, он вперил взгляд в одну из нэнни и признался, что много лет назад был знаком с твоей мамой, более того, они почти что жили под одной крышей. Он сказал, что очень рад, что может наконец-то рассказать всю правду, так как с того дня, когда господин Дюжарден заплатил ему денег, чтобы он молчал, ему было очень тяжело.
— В шестидесятом году я жил в том же домике, где вы сейчас, — говорил Доминик и при этом так спешил, что забывал делать паузы внутри предложения. — Родители господина Дюжардена тогда уже умерли квартиру в Париже он тоже получил от них в наследство. Как и теперь он обычно жил там или ездил по разным странам учил языки и приезжал в деревню только летом на несколько недель но однажды в марте в холодный день он вдруг здесь появился он сидел в машине не один рядом с ним была рыжеволосая девушка ее он оставил здесь а сам через день уехал. Я прибрал для нее в черной комнате знаете на первом этаже.
— Вы хотите сказать, что эта девушка и была моя мама, — прервал ты рассказ щуплого евнуха. — Но откуда вы знаете, у него наверняка была уйма других женщин.
— Ее звали Анна, — ответил Доминик просто. Я ухватилась покрепче за перегородку и увидела, как ты в раздражении стряхнул клеща с шубы Эмили.
— Я не мог с ней разговаривать потому что она совсем не знала французского она все сидела и писала я несколько раз опускал по ее просьбе письма для господина Дюжардена а она никогда не выходила за ворота как будто от кого-то пряталась. Бедная барышня была наверное очень одинока.
Голос Доминика оборвался. Он глубоко вздохнул и только тогда продолжал:
— Господин Дюжарден почти никогда не отвечал на ее письма он поручил мне для нее готовить и дал на это денег и когда я передавал ей еду через окошко в стене мы разговаривали жестами только через несколько недель я догадался что она ждет ребенка я показал на ее живот который она не могла втянуть и изобразил на лице вопрос а она показала мне семь пальцев.