Похоже, реплика верная, потому что на другом конце телефона повисает тишина, а затем голос отца, кажется, становится тише.
— Ты должен пообещать мне, что поведешь себя разумно, когда мы вернемся домой, — говорит мама. — И первое, что ты должен, — пойти в полицию и сказать им, что все это недоразумение. Когда я пойму, что смогу вернуть Финна домой без их участия, так и поступлю. Но сперва ты должен заставить их прекратить поиски.
Она кладет трубку и крепко обнимает меня, всхлипывая мне в волосы.
— Прости, Финн. Прости за все это.
Я не вырываюсь и плачу сам. Наши голоса сливаются, будто мы поем одну и ту же песню. Мой учитель музыки сказал бы, что у нас хорошо совпадают тембры.
— Почему он вызвал полицию? — спрашиваю я.
— Говорит, что не видел моей записки. Он думал, что я сбежала с тобой. Что мы не вернемся.
Я смотрю на нее, представляя, как, должно быть, перепугался папа.
— Ее могло сдуть, когда ты хлопнула дверью, — говорю я. — Как однажды снесло твой список покупок. Он упал за полку для обуви.
— Правда?
— Ага, я его нашел, когда искал кроссовки, и положил обратно на подоконник.
Мама крепко зажмуривается.
— О боже. Как я могла быть такой глупой?
— Перезвони ему и скажи, — предлагаю я.
— Не сейчас. Надеюсь, он звонит в полицию.
— Тогда позже.
— Может быть.
— Он поищет, когда пойдет домой, да? Найдет записку, прочитает, поймет, что ты не соврала, и все будет в порядке. И у меня не будет проблем с полицией.
Мама снова начинает плакать. Я внезапно вспоминаю, что все еще держу «Магнум».
— А можно есть мороженое в телефонных будках? — спрашиваю.
Мама наполовину плачет, наполовину смеется и смахивает слезы со щек.
— Да, но лучше мы выйдем на улицу, вернемся за угол в то тихое место.
Пытаюсь открыть дверцу телефонной будки, но она очень тяжелая. Мама протискивается мимо меня и толкает ее попой. Идем туда, где были раньше, и я вглядываюсь в кусты через дорогу, не притаились ли там полицейские.
Разворачиваю «Магнум». Он немного подтаял, но, если я съем его быстро, думаю, все будет хорошо. Однако вкус не такой приятный, как я помню. Раньше мороженое на вкус напоминало отпуск. А теперь слезы, крик и плохое самочувствие. Ищу мусорное ведро, но его нет, поэтому я кладу палочку в карман брюк.
— А теперь мы идем домой? — спрашиваю маму.
Она качает головой и снова прикусывает губу.
— Я не знаю, Финн, — признается мама, садясь на маленькую стенку на обочине дороги и кладя голову на руки. — Я так напортачила и теперь не знаю, что делать дальше.
— Я не хочу, чтобы нас нашла полиция, — говорю я. — Не хочу, чтобы меня арестовывали.