Однако Терри тут не понравилось: слишком шумно для него, поэтому через полчаса мы уехали. Таких эпизодов было немало. В конце концов я перестала беспокоиться. А люди перестали меня звать.
— Здравствуйте, милая, вы уже тут бывали? — спрашивает меня пожилая женщина.
— Нет. Вам нужно какое-нибудь удостоверение личности?
— Только ваше имя и адрес, — отвечает она, протягивая блокнот. — Чтобы мы могли отслеживать, кто здесь был.
Я киваю и записываю свои данные на листке бумаги, а сама так и слышу, как Терри твердит не сообщать им наш адрес, потому что они передадут его в МИ5.
— Хорошо, пройдите туда и увидите Ширли, она в синих брюках и разберется с вами.
Делаю, как велено. Подозреваю, что Ширли ходит в церковь; она излучает уверенность и очевидное желание помочь вкупе с легким запахом старых сборников гимнов.
— Здравствуйте, что мы можем предложить вам сегодня? — говорит она так, будто я в ресторан пришла.
— Гм, да самое основное, пожалуйста. Я не бывала тут раньше, поэтому не знаю, что есть.
— Тогда давайте начнем с завтрака, — предлагает она, доставая из коробки сумку-переноску супермаркета. — У нас есть кукурузные хлопья, хлопья «Витабикс» и каша.
«Витабикс» еще и в биоразлагаемой упаковке; словно те, кто его пожертвовал, думали, что на меньшее мы не согласны. Да я бы сейчас чертову собачью еду проглотила, только поставь ее передо мной.
— Кукурузные хлопья подойдут, спасибо, — говорю я, зная, что они будут лучше всего сочетаться с холодным молоком, и получится как можно реже включать плиту. Ширли добавляет немного молока длительного хранения и коробку пакетиков чая. От кофе я отказываюсь и иду за Ширли к следующим полкам, где много разных пакетов, кастрюль и банок. Я прошу фасоль, суп и лапшу: все, что можно приготовить, не ставя в духовку. Замечаю пачку листов органической цельнозерновой лазаньи. Наверное, их пожертвовал тот же человек, что принес «Витабикс». Я знаю, он хотел как лучше, а нищим выбирать не приходится и все такое, но благодетели на самом деле ни черта не понимают.
Ширли ведет меня за угол к другим банкам. Я беру персики — сто лет их не ела; а еще консервированный картофель, горох и морковь.
— Как насчет печенья? — спрашивает Ширли. Я оглядываюсь. Молодая мама держит трех маленьких девочек, и все они шумно чего-то требуют. Бедняжка выглядит так, будто вот-вот расплачется.
— Нет, спасибо, — отвечаю я. — Дайте ей за меня.
Ширли кивает и гладит меня по руке.
— Живете одна? — спрашивает она.
— Ага, пока да. Мой брат сейчас в больнице.
— Ой, как жаль. Будем надеяться, что он поскорее поправится.