Толкаю дверь, и звенит колокольчик. Это один из тех старомодных магазинов, что стоят тут с незапамятных времен, а не яркие модные ломбарды, которые наживаются на отчаявшихся, коих с каждым годом все больше.
— Здравствуйте, чем я могу вам помочь? — спрашивает мужчина средних лет за прилавком.
— Скажите, сколько я могу за него выручить? — говорю я, передавая ему мамино кольцо.
— Продаете или закладываете?
— Продаю, — отвечаю я.
Он осторожно разворачивает кольцо, подносит к свету, рассматривает более внимательно через увеличительное стекло, затем кладет его на маленькую стойку, качает головой и смотрит на меня.
— Боюсь, в нем всего девять карат. И оно очень тонкое, что сейчас не в моде. Могу предложить двадцать, но не больше.
Не так уж и много. Судя по виду, продавец меня не обманывает. На задуманное хватит, а большего и не требуется.
— Хорошо, — говорю я.
— Оно ваше? — спрашивает он.
— Нет. Оно принадлежало моей матери.
— Всегда тяжело расставаться с чем-то родным, не правда ли? Вы уверены, что не хотите его заложить?
Я качаю головой.
— Нет, спасибо. Там, куда я собираюсь, оно мне не понадобится.
Вернувшись в квартиру, я приступаю к уборке. Никто не посмеет сказать, что у меня не было принципов. Возможно, я не смогла платить за квартиру, но в грязи никогда не жила.
Когда я убираюсь, меня охватывает странное чувство облегчения. Мне больше не о чем беспокоиться. Мне уже не о чем беспокоиться. А я только и делала, что волновалась.
Убедившись, что все в порядке, что не оставила по себе плохой памяти, я надеваю обувь, беру сумку с двадцатифунтовой купюрой и выхожу из квартиры. Только на улице я понимаю, что даже не задумывалась, где собираюсь покупать алкоголь.
Я даже не знаю, где ближайший бар. Супермаркет слишком далеко, и я все равно не желаю идти по оживленным дорогам или находиться среди большого количества людей. Я хочу побыть в тихом месте. Вспоминаю заправочную станцию по дороге из города в сторону Сауерби. Людей там не будет, и по лесу приятно прогуляться. Сворачиваю туда.
Пока добираюсь, уже темно. Парень за стойкой даже не поднимает взгляда. Мне кажется неправильным идти прямиком к нему и просить бутылку водки. Так поступила бы моя мама, а больше всего на свете я не хочу ей подражать. Возможно, я выбираю тот же метод смерти, что и она, но не желаю действовать напролом. Я иду по одному из проходов и делаю вид, будто разглядываю банки, но ничего не вижу. Вместо этого я думаю о Терри. О том, как он воспримет новости. По крайней мере, лекарства помогут смягчить утрату.
Он, наверное, возненавидит меня, что вот так его бросила. Не поймет, что это ради его же блага. Что без меня он получит поддержку, в которой действительно нуждается. Потому что хорошей матери из меня так и не вышло. Я старалась изо всех сил, но сама тоже была ребенком.