Когда мы приходим домой, на кухонном столе лежит еще одно письмо. Похоже, от маминого адвоката.
— Что там? — спрашиваю я.
— Ничего важного, — говорит мама, спешно кладя его в сумку. Значит, письмо важное, и она пытается это скрыть. Не знаю, почему взрослые думают, будто мы не понимаем таких вещей.
Мама наполняет чайник и щелкает выключателем. Она стоит ко мне спиной, пока вода не закипит, а затем оборачивается.
— Сколько раз тебя били с тех пор, как я в последний раз ходила к директору?
Я не знаю, что сказать, потому что не хочу ей лгать, но и не хочу ее сердить и расстраивать.
— Несколько раз.
— Почему ты мне не сказал?
— Я не хотел тебя огорчать. В любом случае нет смысла что-либо говорить, ничего не изменится. Это просто школа.
— Других мальчиков тоже бьют или только тебя?
— Кое-кого еще, но в основном меня.
Мама на миг прикрывает глаза.
— Как по-твоему, почему?
— Потому что я странный и не даю сдачи.
— Кто говорит, что ты странный?
— Да все, кроме Лотти.
Мама качает головой:
— Ты не странный, Финн. Ты просто другой, уникальный.
— То же самое, — пожимаю я плечами.
— Неправда, — возражает мама, подходит и обхватывает ладонями мое лицо. — Мне нравится, что ты можешь перечислить буквально все сорта роз. Что ты мыслишь глубже, чем остальные ребята. Что можешь сыграть более сотни различных мелодий на укулеле. Ничего из этого не странно — это прекрасно.
— Ага, ты так говоришь, потому что моя мама. А для других ребят это все странно, поэтому они меня и задевают.
Мама вздыхает.
— Я пошлю письмо миссис Рэтклифф, скажу, что больше мы этих издевательств не потерпим.
— Но меня не оставят в покое. Единственный способ все исправить — перестать быть другим.
Мама на секунду закрывает глаза, прежде чем схватить меня за плечи. Когда она говорит, ее голос дрожит:
— Пообещай мне, что никогда этого не сделаешь, Финн. Никогда не переставай быть собой. Ты стоишь миллиона обычных детей.
Я хмурюсь. Вряд ли она всерьез, но меня так и подмывает выставиться на eBay и посмотреть, сколько предложат. Может, у того, кто меня купит, будет большой сад, и я смогу отдать деньги маме на оплату писем адвоката.
— Обещай мне, — говорит она, крепче сжимая мои плечи.
— Обещаю.
Мама притягивает меня к себе и снова начинает плакать.
Когда папа возвращается домой, я сижу в туалете на первом этаже. Не собирался там торчать, просто так вышло. Родители меня не заметили, поэтому я просто сижу и слушаю.
Тут гораздо удобнее, чем на лестнице, и, оказывается, мне повезло, что я застрял в туалете, потому что сегодня они не кричат. Просто тихо и грустно спорят.