– Может, что-то уже изменилось и мы все-таки сообразим, что с ними делать…
Я озвучил Саше идею моего внутреннего ребенка касательно уха Бориса. Саше потребовалось некоторое время, чтобы осмыслить это предложение.
– Мы должны отрезать им уши? – Саша был шокирован.
– Не им и не уши. Речь только об одном ухе. – Я попытался придать дискуссии деловой характер.
– Не думаю, что это так уж умно, продолжать раскручивать выдуманную историю с Хольгерсонами. Отрезание ушей – это уж чересчур…
Смешно. Когда мой внутренний ребенок поделился со мной этой идеей, она звучала очень убедительно. Наверно, я должен был сам объяснить Саше, что такого хорошего я в ней нашел. А именно что она соответствовала желанию моего внутреннего ребенка оставить нашего подвального гостя в целости и сохранности. И что осуществление этого желания могло бы переписать негативный опыт детства. Но я чувствовал, что при объяснении лучше отказаться от таких понятий, как «партнерская неделя», «негативные догматы веры», «укрепление базового доверия», «вооружение» и прежде всего «Тапси», чтобы не грузить Сашу.
– Одно ухо, – еще раз уточнил я. – И ведь это одно ухо будет отрезано даже не в наказание за то, что они ошивались вечером в парке и орали «в ма…дуууу». Это одно ухо будет отрезано у засранца, который торговал коксом, вооруженный огнестрельным и холодным оружием, и усыпал детскую площадку осколками, сделав ее непригодной для детей.
Саша все еще сомневался.
– У тебя есть вариант получше? – спросил я. У него не было. – Слушай, Саша, что тебе больше по вкусу – сегодня вечером собственноручно отрезать одно из двух ушей Бориса или сегодня во второй половине дня интеллигентно получить в маленькой жестяной баночке от ребят Вальтера одно ухо, отрезанное у этих идиотов?
– Ну я не знаю…
– Сводя это к простой формуле: в нашем распоряжении имеется шесть ушей. Четыре незнакомых уха и два знакомых. С одним из этих шести нам придется расстаться. Как ты это решишь?
«Хорошо аргументируешь. В первый раз я чувствую себя в безопасности без вооружения», – похвалил меня мой внутренний ребенок.
– Если ты так ставишь вопрос…
– То-то и оно.
– И как ты себе это конкретно представляешь? Я имею в виду, что с отсутствующим ухом мы уже никогда не сможем выпустить их из подвала.
– А с двумя целыми ушами у каждого смогли бы? Этим типам известны наши имена. Они знают, кто захватил их в парке. Не знают только почему. И захотят узнать это любыми способами – они и их родственники Хольгерсоны.
– И как нам потом поступить с этими двоими и их тремя ушами? Я думал, мы больше не хотим убивать.