– Папа!
Но Барух крепко схватил меня за руку и велел мне молчать. Папа остался со второй группой.
Мы шли. С нами в тройке шла Рахель-санитарка. Барух не переставая говорил со мной. Он сказал мне миллион вещей, которые я должен был запомнить. Когда мы дойдём до дома № 78, я должен буду быстро забежать в ворота – в арку. Я знал этот дом, его фасад с провалами пустых окон. Собственно, это всё, что от него осталось: арка, ведущая во двор, полуразрушенные стены и висящие в воздухе куски пола. Ещё кое-где торчали печные трубы. Барух подтолкнёт меня в нужный момент. Он мне пообещал, что папа придёт за мной. Либо совсем скоро, если сбежит прямо сейчас, либо попозже. Через пару-тройку дней. В любом случае я должен ждать там, сколько смогу. Даже целый месяц, если придётся. Даже целый год.
– Ты умный мальчик, – сказал Барух. – Ты не пропадёшь. Если и правда уничтожают всех, то у детей нет шанса выжить. Выкинуть мальчика из вагона на полном ходу очень трудно, особенно раз у папы забрали все инструменты. Ведь если не получится проделать отверстие в стенке вагона, то придётся прыгать с самого верха, из маленького окошка.
Потом он объяснил мне то, что я и сам давно знал. Что в разрушенном доме есть подвалы, вход в них почти завален, остался только узкий лаз. Не просто узкий, а очень узкий. Пролезть туда может только ребёнок.
– Знаете, у папы было кое-что ещё, – шепнул я Баруху.
– Знаю, – ответил он. – Мы заметили: полицай видел, как твой папа взял кусачки. Эта вещь у меня.
– А как же папа получит её назад? – обеспокоенно спросил я.
– Ты ему сам передашь, – с этими словами Барух повесил мне на плечо свою сумку.
Я ничего не ответил.
– Ты помнишь, что делать, Алекс?
Я кивнул.
– Беги к подвалам, к лазу – и сразу вглубь, как можно дальше. Не бойся. У тебя в сумке есть фонарик.
Барух, по-видимому, разработал план моего бегства уже давно. Это я потом об этом подумал. А в тот момент я не думал ни о чём. Он продолжал говорить. Пытался давать мне полезные советы: как обустроиться, как искать еду. Но я его не слышал. Перед глазами у меня стояла всё та же картина. Папа в воротах фабрики, а рядом немец заносит руку для удара. И ещё я всё время думал про пистолет, который лежал в сумке Баруха, висевшей теперь у меня на плече. И тут Барух вдруг толкнул меня. И я побежал изо всех сил. Как раз бегал я здорово. Один из полицаев бросился за мной. Барух побежал за ним. Полицай неожиданно упал. Я никогда не узнаю, но думаю, что Барух просто поставил ему подножку. Потом я услышал крик, так кричат от боли. Но это кричал не Барух. И тут я добежал до ворот, вбежал во двор и помчался по обломкам и всякому мусору к подвалам. Я услышал выстрелы с улицы. Протиснулся в лаз. Раньше, ещё до того, как нас выселили, мы часто играли здесь с мальчишками в прятки, но в эти подвалы никогда не залезали. Изредка кто-нибудь забирался внутрь, но даже тогда оставался недалеко от входа, поближе к свету. Мы до смерти боялись темноты, царившей в глубине подвалов. Думали, что там живут духи мёртвых.